– А на перспективу есть задачи? – прервал нашу занимательную игру в гляделки Борис Эдуардович. – С дальним прицелом.
Я вполне мог уклониться от ответа, но в последний момент меня что-то остановило. Появилось стойкое желание произвести на Волкодава хорошее впечатление.
– Завод по производству сухих кормов для кошек и собак.
– Своя линия?
– В том числе. На данный момент ведём переговоры с Канадской компанией. Они производят корма суперпремиум класса.
– Свободно владеете языком? – подался вперёд, его вилка звякнула о фарфор.
– К сожалению, нет. Языки мне неподвластны, – с улыбкой покачал головой, вспоминая все три провальные попытки изучения английского. – Доверенное лицо.
– Строительство планируете здесь? В области?
– Да, в октябре будет аукцион на земельный участок.
– И подвязки имеются?..
Слово за словом, фраза за фразой, и мы с Борисом Эдуардовичем смолотили со своих тарелок всё подчистую.
– Я поменяю на чистые, – Анна хотела встать, но хозяин дома поймал её за предплечье и уверенно удержал на месте.
– Не суетись, отдохни, – заботливым голосом сказал он.
Я покосился на Ростиславу.
Обида. Вот, что отразилось в её глазах. Настолько знакомая, что у меня дыхание спёрло.
Я сглотнул поднявшуюся горечь, а девчонка сжала нож до побелевших костяшек. Обхватив пальцами её запястье, надавил на женскую руку сильнее, вынуждая Котёнка уронить его на стол.
На всякий случай. Во избежание неожиданностей.
А в следующий момент она чересчур тихо, слишком медленно поднялась из-за стола.
– Я сейчас, – выдохнула на грани слышимости и вышла из столовой.
______________________________________
[1] История владения художественным произведением, предметом антиквариата, его происхождение.
[2] Почти прожаренное. Сок прозрачный, а внутри мясо выглядит жареным.
21. ⭐ Глава 11. Приходит время жить воспоминаньем...
Слава
– Дочка, – догонял меня приглушённый голос папы.
Я сорвалась на бег, пересекла гостиную и, выскочив в холле, последние два метра до кабинета ловко проскользила по гладкому полу. Влетая внутрь, зашипела, больно приложившись плечом об угол французской витрины. Живописные вставки с рокайльными[1] сценками задребезжали. Хрусталь на полках заходила ходуном, подхватывая задорную мелодию своим лёгким перезвоном. Сморщившись, на ходу хлопнула ладонью по выключателю и затормозила перед массивным столом. Дверь за спиной со щелчком захлопнулась.
– Дочка.
– Что, пап?! Что?! – резко крутанулась на пятках по персидскому шерстяному ковру. Схватившись за ушибленную руку, быстро перевела дыхание, набрала побольше воздуха, чтобы высказаться, но…
Он прицелился и спустил невидимую тетиву:
– Как же ты похожа на маму…
Оглушающе тихо.
И, как всегда, исключительно метко.
Запрещённый приём…
Разбитая прямым попаданием, я моментально сдулась, с шипением выпуская из лёгких весь сбережённый воздух. Напряжённые плечи поникли, я покачнулась и, попятившись, неуклюже уселась на столешницу.
– Она совершенно не умела контролировать свои чувства и управлять эмоциями, – неторопливо приблизился. – Такая же импульсивная, – улыбнулся краешком губ, словно вспоминая что-то забавное. – И красивая.
– Почему ты говоришь о маме в прошедшем времени?! Она жива! – я вцепилась взглядом в его лицо.
Папа молчал. Поднял руку, поправил гребень в моих волосах и, убрав растрепавшиеся пряди за ухо, нежно погладил по щеке.
Меня с макушки до пят омыло родной теплой волной.
