Пока золото взвешивалось и переводилось в талеры, в трактире стояла тишина. Дыхание у всех было затаенное. На каждого заключенного пришлось почти по две марки – шестнадцать талеров.
Высокопреподобный отец Аманд не растерялся, не испугался наваждения Момоны, и тут же, не сходя с места, собрал церковную десятину.
После того, как избыток народа, в лице особ низкого звания, из трактира выставили, завязалась беседа.
– Ну как там – оно, в аду? – Ерзая на лавке, спросил один из бургомистров, Йохан Черный.
– Тепло. – Сказал Филло Колотушник.
– Так – понятно! – Хохотнул префект Генрих Босяк. – Адское пламя, небось, день и ночь пылает!
– Насчет пламени, ничего сказать не можно. – Сказал Менно Тумак. – Там, где мы работаем, пламени нет. Только солнце жарит.
– Зимы нет. Только лето. Круглый год босиком ходить можно. – Добавил Кунно Размазанный.
– Вода теплая. В море постоянно купаться ходим. – Покивал головой Харт Загонный.
– Как-то это все со словами отцов церкви не вяжется. – Стали чесаться патриции Шаффурта.
– Это писаниям отцов церкви не противоречит. – Заступился за церковь настоятель. – В аду разные пределы имеются. Где жарко, где холодно, а где солнце печет.
– Все правильно. – Поддержал, отца Аманда, Размазанный. – Только теперь в аду пределы упразднили. Теперь там все – по эонам, эрам и периодам. Мы в девонском периоде, палеозойской эры, срок мотаем.
Слушатели глубокомысленно закивали головами.
– Делаете чего?
– Чего, чего?! Золото собираем.
– Боже, спаси и сохрани!
– Sub tuum praesidium confugimus, sancta Dei Genetrix…
– Непыльная работенка. – Заметил Зашкварный.
– Не скажи! – Возразил ему Колотушник. – Это только кажется. Походи день, под солнцем – мало не покажется. И походить и нагнуться, за каждым самородком, надо. Бывают дни, что на человека по двадцать унций выходит, а некоторые и по тридцать поднимают.
– Самое главное – хитрость сатанинская в этом заложена. – Вздохнул Размазанный. – Там ведь – как?
– Как? – Разом спросили присутствующие.
– Никто тебя в шею не гонит. Восьмичасовой рабочий день. Шевелись потихоньку. Потом – лежи на боку. Так ведь не полежишь.
– Это почему? – Удивились все.
– Кусок золота, как подобрал с утра, под ногами, так и пошло. В груди все разгорается. Смотришь, где еще есть. И подпирает душу, и подпирает! До вечера не остановишься. Гребешь и гребешь.
– Азарт! – Сказал кто-то, из задних рядов.
– Если золото под ногами валяется, скрученный нагнется. – Добавил еще кто-то из задних.
– Что прямо так наверху и лежит? – Спросил Генрих Мухолов, смотритель арсеналов.
– Есть наверху, но больше в земле. То, что в земле тоже добываем. Чтобы не копать, где ни попадя там палки поисковые есть. Такие дубинки с набалдашниками. Этой штукой по земле водишь и, как она знак подаст, значит – золото – тут. Копай.
– А, знак – какой?
– Пищит, словно корзина вьюнов. Или словно собачка больная воет.
– Кормят?
– Кормят хорошо. Только все ровно не хватает. Приходится промышлять, для дополнительного пропитания. – Сказал Колотушник.
– Это – как?! – Удивились все разом.
– Так море там под боком. На земле ничего нет, но море – под боком. А, в море – изобилие; и раки, и рыба. Только рыба, на нашу, не похожая. Вся в панцире, как черепаха. Есть и обычная, но эта шустрая. Не возьмешь руками.
– Раки там – огромадные. – Покачал головой Клосс Дешевка. – Есть величиной с кабанчика. А есть совсем мелкие. Только мелкие – с шипами. В воду зайдешь, в оба смотреть надо. Они по дну ползают и сливаются. Проколоть ногу можно.
