Гиллеспи и я - страница 28

Судя по всему, Гиллеспи часто изображал членов семьи, если удавалось уговорить их позировать. На многих полотнах я узнавала Энни, Сибил и Мейбл. Припомнив картину на выставке в Гровеноре, я поняла, что стою на том самом месте, где она была написана, а Энни – дама под вуалью, которая кормит канарейку. Я оглядела мастерскую, но клетки нигде не увидела; позднее выяснилось, что Нед одалживал ее ради композиции.

Среди полотен были сюжеты с Выставки: девушки с сигаретной фабрики «Муратти»; два венецианских гондольера, нанятых, чтобы возить посетителей по реке Кельвин; несколько ярких многолюдных сцен – у эстрады, у «американских горок» и Восточного дворца. Наконец я выбрала небольшой холст, не связанный с Выставкой и семейством автора. На «Стэнли-стрит» был изображен вид из окна гостиной – обычный зимний день, и несколько прохожих с зонтиками. Выразительный городской сюжет подкупал своей подлинностью и новизной. Нед едва не забыл об этой картине, стоящей у стены в дальнем углу мастерской, но, оглядев ее, я поставила полотно на стол со словами:

– Вот прекрасная картина.

Художник рассмеялся.

– Эта? Да я просто упражнялся как-то утром. Собирался соскрести краску и использовать этот холст заново.

– Нет-нет! – воскликнула я. – Ни в коем случае! Картина чудесна.

Нед придирчиво оглядел картину, склонив голову набок, чтобы не наткнуться на низкий потолок. Он стоял в футе от меня, немного запыхавшись от таскания тяжелых полотен в раме (видимо, страдал одышкой). Некоторые холсты еще не высохли, и пьянящий запах макового масла, смешиваясь с прокуренным воздухом, обволакивал нас душистой пеленой. Я провела пальцами по краю подрамника, гладя грубую ткань, и сказала:

– Я выбираю эту.

Из угла, где сидела Энни, раздался звонкий смешок.

– Кому нужен дождливый день на Стэнли-стрит?

– О, я не истинный ценитель, однако, по-моему, картина прекрасна. Она всегда будет напоминать мне о Глазго. – Я повернулась к Неду. – Судя по всему, вы не собирались представлять ее Комитету?

– Не-ет, – усмехнулся он.

– Тогда я ее куплю. Сколько она стоит?

Нед покачал головой.

– Вы и так немало платите за портрет. Прошу вас, возьмите этот холст бесплатно. Мне приятно, что он вам понравился.

Он смотрел на меня с лукавой улыбкой. Возможно, его забавлял мой выбор, но я предпочитаю видеть в этом взгляде первые проблески дружеской симпатии.

Вскоре настало время уходить. Мы увлеченно обсуждали картины, но вдруг Нед посмотрел на часы и воскликнул:

– О боже! Мы вас задерживаем! У вас ведь назначена встреча, Гарриет?

– Какая жалость – мне так тут интересно! Ничего, я немного опоздаю…

– Ну что вы, об этом не может быть и речи. Вам далеко идти?

– Нет, мы встречаемся в парке.

– Тогда, наверное, вам незачем тащить картину с собой. Если вы завтра дома, я заверну ее и пришлю с соседским мальчишкой – ему можно доверять.

– Прекрасно! Спасибо, Нед. Я живу в доме номер тринадцать.

– Не забудьте шляпу и корзинку. Энни, дорогая, ты идешь?

Пока я собирала вещи, Энни проскользнула мимо нас и стала спускаться. Мы последовали за ней, но не успели миновать один лестничный пролет, как из холла послышался пронзительный вопль, а за ним – детский плач. Нед заглянул через перила и пробормотал:

– Что опять стряслось?

Причина шума скоро прояснилась: сестры продолжали перепалку из-за папоротников. Через распахнутую дверь столовой мы увидели Кристину и девочек. Сибил рыдала, а Роуз обиженно сверкала заплаканными глазами. Предмет раздора лежал на полу столовой: разбитый вдребезги голубой вазон Роуз. Ковер был усыпан комьями земли и обрывками листьев; на обеденном столе стоял нетронутый папоротник Сибил.