Гинеколог едет по миру - страница 3



Но на «глажке» папы мои способности не заканчивались. В старших классах я уже ловко делала внутримышечные уколы, кипятила шприцы, мерила давление, ставила горчичники и банки. Почти что до моего десятого класса мама могла передвигаться по дому на коляске, а ее руки работали, так что дома все сверкало; завтраки, обеды и ужины предоставлялись в полном боевом комплекте, а с домашними заданиями у меня не было никаких сложностей. Она, учительница математики, могла помочь с любым предметом. И не только мне – со всей нашей пятиэтажки приходили сами или были посланы родителями школьники, чтобы подтянуть «хвосты». У нее получалось отыскать «ключик» к каждому ленивцу. Поток детей и их родителей не прекращался до самого возвращения отца с работы.

Часто и подолгу маме приходилось лежать в больнице. Я каждый день забегала к ней после школы, помогала с уходом и докладывала о своих делах. Соседки по палате у мамы были разные. Помню, как мы смеялись, когда мама рассказала одну историю.

Лечащий врач-невропатолог, назовем его Турин, был высоким видным мужчиной. Подозреваю, что многие пациентки охотно соглашались на госпитализацию именно из-за него. По утрам Турин делал обход, расспрашивал и осматривал пациенток. Тем, кому ставили внутримышечные уколы, приходилось придумывать, как спастись от шишек после многократных инъекций. В ходу были, например, йодные сеточки – на кожу пострадавшего участка наносился ватной палочкой спиртовой раствор йода.

Одна пациентка решила подшутить над другой: не нарисовала сеточку, а оставила йодом свой комментарий. Утром пострадавшая пожаловалась врачу, что место инъекций вздулось и болит.

– Показывайте, – велел врач.

Дама кокетливо откинула полу халата и приспустила белье. Палата ахнула и захохотала. «Турин – дурак!» – именно это «послание» было крупно и разборчиво выведено на объемной филейной части страдалицы. Турин хохотал вместе со всеми. Дальнейших подробностей я не знаю. Наверняка был скандал и выяснение отношений.


Решено: спасу мир от инфекций!


В школе я запойно читала. У моей одноклассницы была огромная домашняя библиотека, и мне разрешалось брать оттуда книги на дом. Я прочитала про Луи Пастера и других пионеров в области микробиологии, про ученых, изобретавших вакцины и пытавшихся ввести их в обиход. Многие из них не были поняты и приняты современниками и кончили жизнь трагически. Другие заразились, ставя опыты на себе.

Книжка выпадала из моих рук, взгляд уходил вдаль: мне мечталось о том, как, став крупным ученым, я тоже спасаю и прививаю, в далеких степях борюсь с сибирской язвой, сыпом, чумой, а если повезет – то и с проказой. Я представляла, как получаю награды (наверняка посмертно). И как мое имя останется в книгах, а будущие поколения будут благодарны мне за мои открытия.

«Да, решено, стану инфекционистом». Масла в огонь подлил фильм «Открытая книга», в котором ученые, как раз в степях и прочих суровых условиях, сражались с инфекциями и спасали людей. Не отставали и герои художественной литературы: меня весьма впечатлил рассказ Артура Конан Дойла о прокаженном «Человек с побелевшим лицом».

Но как же долго в детстве тянется время! Целые столетия должны были пройти до моего поступления в медицинский, его окончания и самоотверженной работы с опасными заболеваниями. Моя мудрая мама не отговаривала от работы с инфекциями. Она просто объяснила, что лучше все же окончить лечебный факультет, а там уже бороться с проказой себе на здоровье. Или, к примеру, стать невропатологом. Выбор предстоял нелегкий: спасти маму или человечество?