Гинеколог едет по миру - страница 5

И вот – школа окончена! Впереди целая жизнь, и одноклассники вдруг стали такими милыми и родными. Поклявшись никогда не расставаться, мы отправились поступать в университеты.

Глава 2. Владивосток, или Юность гинеколога

Я – студентка, долой длинную косу, да здравствует барахолка!

После окончания школы я приехала во Владивосток, поселилась у своей тетки и подала документы в институт. И (ура!) сдала экзамены и прошла со средним баллом. Из экзаменационных вопросов я помню только вопрос по биологии о способе размножения не то каких-то головоногих, не то каких-то головобрюхих. Отвергнув все сомнения (на экзамене некогда сомневаться!), я определила их в гермафродиты. По лицу преподавателя поняла, что, наверное, не все они и не всегда являются гермафродитами; а может, никто из них никогда ими и не являлся, но было уже поздно. Зато на все остальные вопросы я ответила без запинки. Долой головоногих, меня приняли! Я – студентка Владивостокского медицинского института.

Меня поселили в общежитии. Я была третьей в комнате, моими соседками оказались шестикурсницы, шедшие на красный диплом. Ходить по комнате мне полагалось на цыпочках, говорить – шепотом, а стопки книг обходить, не прикасаясь. Обе соседки казались мне старыми, скучными и невыносимо правильными. Вместе со мной в институт поступила моя подруга, и ее тоже поселили в комнату с двумя шестикурсницами, но совсем другими. Встретившись как-то на перерыве между лекциями, мы обменялись жалобами на своих соседок, и я поняла, что мои две зубрилки – просто подарок судьбы по сравнению с ее соседками, полными оторвами.

Группа моя состояла из 12 человек и сразу мне понравилась, мы с одногруппниками быстро сдружились. На лабораторных работах я брала кровь из пальца у терпеливого соседа по парте. Кровь никак не набиралась в длинную пипетку, и я продолжала свои попытки, пока не ощутила на своей ноге что-то мокрое и теплое. Оказалось, что кровь «жертвы» стекала, минуя пипетку, по его кисти, а дальше – по моей ноге, на пол. Были и лягушки, которых мы препарировали, чтобы в дальнейшем ставить опыты на их мышцах. Еще я помню занятия по анатомии. Об экзаменах по этому предмету среди учащихся ходили страшилки: мол, преподаватели специально «срезают» студентов на теме по проводящим путям мозга.

Была и ненавистная физика. Лекции по ней читал преподаватель кафедры, назовем его Молаев. Он читал лекции так, что студенты приняли за единицу нудности один «молай». На его занятиях наша группа развлекалась написанием на спинках стульев посланий студентам педиатрического факультета. Припоминаю такие «высокие» высказывания, как «Лучше быть отцом макаки, чем учиться на педфаке». Будущие детские врачи не отставали: «Лучше бегать с клизмой в ср*ке, чем учиться на лечфаке».

Целый год длились мои мучения с физикой. Я ее и читала, и записывала, и даже понять пыталась, и к помощи сведущих в предмете людей прибегала, и шпаргалки горами на экзамены готовила. Но никак я ей не нравилась! Физика отвергала все мои попытки подружиться. Гораздо позже, когда у моей дочери начались такие же проблемы с этим предметом, я поняла, что это врожденное, да еще и передающееся по наследству. Ну что тут поделаешь! Когда последний экзамен по физике был сдан, мы расстались с кафедрой со взаимным облегчением.

Учиться мне было интересно, хоть и приходилось много ездить по городу: из главного корпуса – в больницу, с практических занятий в больнице – обратно в главный корпус на лекцию, потом в библиотеку – готовить домашние задания. Вечерами – зубрежка, на выходных – кипячение халатов и колпаков и разговоры с родителями из переговорного пункта. Иногда я ездила навестить бабушку с дедом. Как они радовались моим успехам и гордились тем, что их внучка, студентка мединститута, будет Врачом! На обратную дорогу до Владивостока мне в карман клались «красненькая» от бабушки и две «красненькие» от деда, а гостинцев – солений да маринадов – было так много, что они отрывали руки.