Гинеколог едет по миру - страница 7
На курсе так третьем-четвертом мы проходили нервные болезни. Зайдя в палату к неврологическим пациентам, я еле сдержала слезы. Тогда же я четко поняла, что невропатологом мне не быть. Хирургия меня тоже не привлекала, а инфекционные болезни, как и подростковое желание спасти человечество (желательно ценой собственной жизни), остались в прошлом. В физику, как вы поняли, дорога мне была заказана. Так что же оставалось? Какую кафедру выбрать?..
После четвертого курса на летней практике в родильном отделении все той же поселковой больницы мне довелось принимать роды прямо в коридоре. Опытная роженица, ожидающая четвертого ребенка, стиснув зубы от болезненной схватки, позвала нас – двух студенток:
– Девочки, подойдите. Я, по-моему, рожаю.
И правда, у нее между ног уже показалась головка младенца. Первым моим желанием было, придерживая рождающегося ребенка рукой, в панике закричать: «Врача сюда, скорее!»
Врача? А мы тогда кто? Ведь практика уже была врачебная. За пару секунд, которые мы с напарницей стояли в ступоре, природа взяла свое – и младенец, весь в слизи и смазке, какой-то сморщенный, появился на свет. Красивым я бы его точно не назвала, скорее наоборот. Но таинство рождения, которое каждый день переживают акушеры в родзале, – это великая вещь. Я прослезилась от эмоций. Вот он, новый человек, пожаловал в этот мир – принимайте! Долго еще мы находились под впечатлением от «самостоятельно» принятых родов.
Впечатлила и кафедра психиатрических болезней. В коридоре мужского отделения передвижение пациентов в одинаковых полосатых пижамах напоминало броуновское движение1: каждый по своей орбите, своим темпом и в своей манере. Некоторые смирно сидели, подпирая спинами стены. Наш преподаватель, очень мягкий и добрый человек, как-то на наших глазах в три счета скрутил замахнувшегося на него бугая. Секции борьбы и единоборства в Тетюхе не было, так что к работе в психиатрии я была не готова физически.
Самое тяжелое впечатление на всех нас произвело женское отделение. Если мужчины, пусть и небритые, но все же коротко стриженные и в одинаковых пижамах выглядели обычными людьми, то неухоженные, серые женщины с пустыми глазами, лишенные самой женственности лекарствами или душевным разладом… В женском отделении мы примолкли и после занятий даже не обсуждали интересные случаи, как это бывало на других кафедрах. Нет, там работать я бы точно не смогла.
Кафедра внутренних болезней находилась в больнице пароходства. Наш куратор, истинный фанат своего дела, преподавая нам азы терапии, говорил, что мы должны уметь оказать помощь голыми руками и в любых условиях. Например, выслушать сердце безо всякого фонендоскопа. Нашими пациентами были молодые курсанты, и мы, красивые студентки, откинув волосы назад, ложились ухом на голую грудь испытуемого, обдавая его запахом духов и повергая несчастного в краску. Грохот курсантского сердца слышала вся палата. «У него явное нарушение сердечного ритма», – сообщали мы, а преподаватель лишь усмехался в усы. Учили нас также пальпировать живот и отстукивать границы печени. Иногда, когда мы появлялись в дверях, бывалые пациенты распахивали пижамные куртки – и мы видели, что у них на телах уже нарисованы границы искомых органов.
– Девочки, не надо нас мять и стучать. Мы еще не мылись после предыдущей группы. Вот вам и печень, и селезенка, – говорили курсанты.