И тот блаженной продолжительности сон.
Тимур, во-первых, был сугубо травоядный
Подъел последнюю тенистую листву.
Прекрасный парковый ландшафт стал неприглядный —
Теперь во сне он лучше был чем наяву.
Он как болванчик циркового балагана,
Своей персоной в эйфории пребывал.
Ему, пожалуй, было всё по барабану,
Чего хотел – легко рогами выбивал.
Стал всё нахальнее, вступая в перебранку,
Мог даже от неудовольствия боднуть.
Он занял мягкую тигриную лежанку
И не давал глаза прикрыть, чтобы вздремнуть.
Ходил как в связке с тигром, даже не скрывая,
Следил за тем, как тот ступает по тропе,
С бесцеремонностью рогами задевая.
Тигр недоволен был, но всё-таки терпел.
За разом раз во всём охмуривал Амура
И наперёд его просчитывал ходы.
И солнце пряталось, ходили тучи хмуро,
И появлялся признак внутренней вражды.
Козёл считал, что маскарадный бал окончен,
Зачем притворством заниматься каждый раз,
И, возомнив себя почти великим кормчим,
Всю душу выставил для тигра напоказ.
Он так решил – кормить Амура будет сеном,
Траву газонную заваривать на чай.
И денно-нощно в своём образе бессменном
Он видел светлое начало всех начал.
Начало дня с восходом солнца, с физзарядки;
Четырёхлапый с отягчениями жим.
Потом покос травы, полив капустной грядки,
А по ночам козловский песенный режим.
Тигр уставать стал в этом мысленном бедламе —
Всё, что он думал про козла, совсем не то.
Все представления расходятся с делами,
И опровергнуть не посмеет их никто.
Каков был план – всё в одночасье опустело!
С козлом нельзя вершить великие дела.
Где нет души, там лишь бессмысленное тело,
Где нет узды, там не помогут удила.
За этой тощенькой профессорской бородкой
Личина пряталась, похожая в одном
На ту, которую носил товарищ Троцкий.
Догадка тигра повернула всё вверх дном:
«Каков козёл, а ведь ниспослан был мне свыше!
Вот же натура, наслаждающая всласть
Расположением моим, чей лоб застывший,
Меня унизив, пробивается во власть.
Себя почувствовал козлом в тигровой шкуре,
Смотрите, мол, кто тут отважен, смел и храбр.
Нет больше хода этой шахматной фигуре
Согну в бараний рог, в спираль и в канделябр!»
Как прекратить происходящие напасти?
Мир благоденствия опять восстановить.
Схватить за шкирку и швырнуть в горнило пасти
И беспощадный бунт козлиный подавить.
А может, тихой сапой и под видом встречи
Своё участие в сей кодле проявить
И, пригласив козла к себе на званый вечер,
Подбросить в пойло яд и с богом отравить?
От слишком наэлектризованной идеи
Шерсть тигра вздыбилась – так понят был намёк.
Злодейским способом… И лапы холодели,
На подлость этакую он пойти не мог.
Тигр не подлец какой, не снизошёл до мщений.
Всему должна быть соразмерная цена.
С козлами жить – быть их козлами отпущений,
Но не фатальностью душа обречена.
Судьба, поросшая полынями и мхами,
Сгниёт в торфянике, не воссоздав золу.
Душа, погрязшая, покрытая грехами,
Обречена непротивлением КО ЗЛУ.
Финал таков. Козёл от славы надорвался
И, что есть мочи на дурнинушку орал.
Его вели лечить, он дико извивался,
Да так, что сам себя в себе переиграл.
Тигр любовался, глядя снизу на орешник,
Красив контрастами и спелостью октябрь.
А рядом с ним стоял, как шаловливый грешник,
Забытый Господом фонарный канделябр.
На нём сидела, горлопаня что-то, птица,
А рядом старый репродуктор голосил.
Тигр и козёл – людская притча во языцех,
И ветер эхом пересуды разносил.
