Тот, кого втаскивали, вырваться сумел.
Встал на дыбы и принял рыцарскую стойку,
И не похоже, чтобы так «камыш шумел».
Да нет, конечно, этот третий был не пьяный —
Стоял на собственных копытах в полный рост.
Разгорячённый буйный, а точней буяный,
Он оказался далеко не так-то прост.
Своим «дружкам» в кавычках так наскипидарил.
На них, по-видимому, был чрезмерно зол.
А тот, кого он головой своей ударил,
От возмущения воскликнул: «Вот козёл!»
Тигр встрепенулся – неужели этот самый?
Тот, о котором Моцарт танец сочинил.
Хотелось ближе рассмотреть его глазами,
И он козла к себе поближе поманил.
Козёл прошёл вдоль металлической ограды,
Не успокоившись ещё от ратных дел.
Он и не думал, что ему в вольере рады.
Между мирами всё же есть водораздел.
Сюда заброшенный фатальною судьбою
И независимо от множества преград,
Рождённый жертвовать собой готовый к бою,
Он жизнь считал прекрасной самой из наград.
Козёл чужак был здесь и на рожон не лез,
Но тигра сравнивал с обыденным котом.
Тот, проявляя неподдельный интерес,
Доброжелательно помахивал хвостом.
И продолжал следить полуприкрытым глазом
За продвижением посланника извне.
Не доверяя сплетням, басням и рассказам
Тигр вспомнил слух, хотя и был как в полусне.
Он как-то слышал от смотрителей вольера
(Ну а они-то, право, знающий народ),
Слизнёт всё языком, сжуёт траву, холера.
Лишь запусти козла с рогами в огород.
От непростых периферийных созерцаний
Сморило так, что тигр, раскрыв пасть, захрапел.
Явился образ из евангельских писаний —
Рогатый агнец – под хорал святых капелл.
Отец святой, его душе благоговея,
Открыл врата ему, переложив грехи
Людей, и агнец уходил в пустыню, блея,
Где края нет, где бесконечно тупики.
От сновидений нервы лапы сотрясали
И растопыривали спящие усы.
То ль канделябр, то ли рога к земле свисали,
Лишь хвост метался от назойливой осы.
Очнулся тигр от проницательного взгляда,
Насквозь пронзающего выпуклостью глаз.
От травли что-то в них или следы от яда
И упреждающий намек на Божий глас.
Тотчас же вспомнились и Моцарт, и Сальери
И чаша дружбы – куб с отравленным вином.
Тигр подскочил, своим догадкам не поверив, —
То был сигнал о предсказании дурном.
Готов к прыжку, расчистив старт себе когтями,
Тигр зашипел слегка сквозь частокол клыков.
Успев одуматься, что так нельзя с гостями,
Сдержал инстинкт эмоций свежестью глотков.
Так состоялась историческая встреча,
Есть наконец-то и партнёр, и ученик.
Но, как сказал мудрец один: «Ещё не вечер», —
«А утро вечера мудрей», – изрёк шутник.
Как оказалось, перед ним был крепкий малый,
Ни дать ни взять лихой герой потешных игр.
Послушник Божий, он вообще-то понимал ли,
Что тигр не кошка, а величественный тигр.
Козлу понравился такой большой котище,
Как ожиревший кот хозяина козы.
Тому парное молоко да сливки – пища,
А этот съест живьём – попробуй докажи.
Вот так они себя поверхностно узнали,
Для тигра главное в партнёре – интеллект.
Он изучал козла и вёл психоанализ,
Постичь желая языковый диалект.
Тигр не имел причин для умозаключений.
Пока по лбу слагал свой вывод об уме.
Но каждый раз в процессе личностных общений
Пытался вникнуть в сленг козла «ни бе ни ме».
Лишь его кличка объясняется не сложно,
И Тамерлана звали именем Тимур.
Любая истина проста и непреложна,
Когда она созвучна с ласковым «мур-мур».
Чем дальше в лес, тем больше личностных различий,
Нет между ними ничего, что в унисон.
Куда девался шум листвы и щебет птичий,
