– Проверяйте, – сказал Лоусон.
Доктор взглянула на планшет и обнаружила, что в «обвязке» Лоусон ни разу не ошибся.
Пока шла диагностика, Лоусон сидел в кресле и, не отрываясь, смотрел на Арцимович таинственным взглядом. Было понятно, что вот-вот случится затейливый комплимент, или вырвется-таки наружу тщательно и тщетно скрываемая сногсшибательная новость, или, в самом крайнем случае, извлечется из воздуха букет желтых венецианских роз. Но ничего этого не происходило, Лоусон продолжал молча рассматривать доктора.
Когда Арцимович увидела результаты, то сначала решила, что в диагностике произошел сбой. Она повторно запросила часть данных и вновь всмотрелась в таблицы. «Что же это получается? – подумала она. – Если в крепком, то… не меньше литра. Впрочем, при его комплекции», – она взглянула на широкую грудь атлета и могучий живот любителя фастфуда.
– Что вы меня так разглядываете, доктор? – поинтересовался Лоусон невинно. – Я где-то с датчиками ошибся?
– Внешностью вашей любуюсь. У вас случайно древнеримского шлема с пером нет? Вам бы пошел.
– А, вы про это, – Лоусон повернул голову и действительно весьма похоже изобразил четко высеченный профиль с древней монеты. – Нет. Я – русский. Я сибиряк.
– С обычной сибирской фамилией Лоусон, да?
– Фамилия ни при чем. Я русский по духу.
– И по образу жизни. Вы Владимира Евгеньевича зачем напоили?
Лоусон не смутился.
– Я его не напаивал Он как-то сам напоился. Постепенно… Вчера был день рождения моей жены, я, как русский и как сибиряк, не мог его не отметить.
– Расскажете супруге, когда вернетесь из Экспедиции, что по случаю дня ее рождения мини-серию отменили, а руководитель диагностов оказался неспособным исполнять свои обязанности. Вы понимаете, что натворили? Владимир Евгеньевич – человек чуткий и интеллигентный, он не мог вам отказать, а вы его так подставили!
– Да? А это не Владимир Евгеньевич только что от вас вышел? Он будто бы ничего себе вышел, без посторонней помощи.
Автоматическая дверь отсека распахнулась, коричневая тень сквозь проем метнулась к столу доктора и обернулась пушистым зверьком.
– Ой-бай, – прошептал Лоусон, подпрыгнув в кресле.
Доктор выдохнула.
– Что же это такое, – сказала она, – куда физзащита смотрит, в медотсеке хомяк!
– Физзащита смотрит в ту же инструкцию, в которую смотрим мы все и которая запрещает использование… практически всего. Что им, хомяков руками ловить?
– Что-то они осмелели. Хомяки то есть. Раньше облетали периметр за километры…
Хомяк смирно сидел на столе, сложив перед собой мохнатые лапки и вытянув хвост. Черные глазки смотрели на Арцимович.
– Неудачное название – хомяк, – сказал Лоусон, – какой же это хомяк?
– На хомяка он действительно не похож, – согласилась Арцимович, – это их так какой-то остряк еще из нулевой Экспедиции окрестил. Как вы думаете, они кусаются?
– Я другое название предлагал, – не заметив ее вопроса продолжил Лоусон, – но оно не прижилось – «мурбас».
– И что оно означает?
– Ну «мур» – это от мурлыкать… вам ведь хотелось его за ушком почесать?
– Да, было дело, – улыбнулась Арцимович, – а «бас»?
– А «бас» – это по-казахски «голова».
– Господи, казахский-то вы откуда знаете?
– Ну, дело в том, что я немножечко еще и казах, – с достоинством ответил Лоусон.
– Не скучно с вами, однако… Значит, «мурлыкающая голова». Погодите, тогда получается «мурлбас»?
– «Мурлбас» – это как-то не по-казахски.
