– Что у вас там интересного? – спросил я ребят, пока в моей голове ураганом проносились все эти мысли.
– Вот эта женщина, – Леня протянул мне фотокарточку, с которой, прищурившись, смотрела одна из потенциальных жертв сглаза, порчи и прочих астральных ударов. – Помните? Ее портрет был в том гробике, который вы нашли.
– Ну, – подтвердил я, все еще не понимая, чем это может быть интересно.
– Кто она такая? – подтолкнула меня к выводу Соня. И тут меня осенило.
– Точно! – я треснул себя ладонью по лбу. – Это не соседка по коммуналке и не начальница госстата! И уж тем более не Наташка-стервозина! Ей лет шестьдесят, не меньше.
– Старики о ней почему-то ничего не сказали, – добавила внучка военкора. – Всех перебрали, и не по одному разу, а эта как будто бы выбивается из общего ряда.
– И милиция гробик с ее фотокарточкой не нашла, – закивал я. – Видимо, потому что он отдельно от остальных валялся. Значит, кому-то из всей этой странной компании есть что скрывать…
Дверца машины в этот момент открылась, и на заднее сиденье к ребятам сел благоухающий «Шипром» Виталий Николаевич. Он был гладко расчесан, на щеках виднелись кровоподтеки от неловкого торопливого бритья, а ворот рубашки, торчащий из-под кофты, чуть ли не хрустел от свежести.
Я еще раз объяснил ему задачу, выдал нужные контакты и отправил на автобусную остановку. А то слишком подозрительно будет выглядеть пьяница, который приехал к народной целительнице на черном «членовозе», как называли такие машины, как наша. Бульбаш, улыбаясь, покинул салон и выдвинулся к остановке, к которой как раз подкатывал, звеня двигателем, «ЛиАЗ».
– Так-так-так, – я задумался, снова пожалев, что в этом времени нет мобильников. – Есть у меня одна мысль… Подождите, я скоро!
Проклиная про себя фигуру, которая мне досталась, я выкарабкался из машины и побежал к ближайшему телефону-автомату. Ну, как побежал… Скорее поковылял. Опустил две копейки в специальную щель и набрал номер следователя Апшилавы.
– Эдик? – услышав подтверждение, я принялся говорить дальше. – Слушайте, мне бы с этими архаровцами поговорить с каждым наедине. Они еще у вас?
– Отпустил я их под подписку о невыезде, – ответил следак. – Дома уже, наверное. Адрес дать?
– Да, было бы волшебно.
– Записывайте, – сказал Эдик. – Улица Веры Бонч-Бруевич, дом 5. Это частный сектор. Они раньше все вместе в коммуналке жили, а этот домик старикам достался от родителей деда.
Выслушав эту запутанную, на первый взгляд, тираду, я понял, что меня все это время смущало. Как этот Генка ухитрился жить в коммуналке отдельно от родителей. Теперь все встало на свои места – его пожилые родители съехали в старый домик, освободив сыну жилплощадь. А соседка в коммуналке, похоже, на это и напирает – мол, зрелый юноша и так квадратными метрами не обделен. Как сказал классик, квартирный вопрос испортил москвичей. И любгородцев тоже.
– Спасибо, Эдик! – с чувством поблагодарив следака, я повесил трубку и побежал… посеменил обратно к машине.
– Отвезите меня на Бонч-Бруевич, дом пять, – попросил я водителя, – а потом ребят по тем адресам, которые они назовут. Забирать меня не нужно, я вернусь в редакцию на автобусе.
Очень, кстати, неудобно, что я не знаю, как его зовут. Невежливо. Надо будет потом потихоньку выведать, чтобы не быть типичным начальником-козлом. Но это позже, сейчас у меня есть важное дело. Мысль, которая пришла в мою голову спонтанно и которую нужно проверить.
