– Мужики, спасибо вам еще раз за все, – я по очереди пожал руки Грише и Толику. – А с этим красителем я обещаю разобраться. Чтобы никому не повадно было.
– Если надоест в газете, приходи к нам, – предложил мастер. – Работа найдется.
Я еще раз поблагодарил всех, в том числе Нонну, клятвенно пообещав ей, что буду ставить ее снимки в газету и даже выплачу гонорар как внештатнику. И если даже эти цветные не пойдут в дело, останутся другие – с производственным процессом и тематические для фотоархива. Девушка заметно повеселела, успокоившись, и ушла вместе с прессовщиками. А я решительно направился на второй ярус цеха. Туда, где располагался кабинет Староконя – фанерная коробка с окнами, выходящими на производственную площадку.
– Это что? – грозно спросил я, зайдя к нему в чистенькое помещение и оставляя на полу синеватые следы красителя.
– Где? – растерялся начальник.
– Вот это, – я подошел к столу и громко хлопнул в ладоши, стряхивая на документы оранжево-синюю пыль.
– К-краситель, – Староконь даже начал заикаться. – А вы зачем туда полезли, Евгений Семенович? Я же говорил, мужики сами справятся!
– Они бы и справились, – кивнул я. – Вот только ты, Виктор Демидович, какого хрена их даже без «лепестков» [1] гонишь? А кто их лечить потом будет, ежели что?
– Так я… это… – начальник цеха обильно потел, он явно не ожидал такого внимания и напора. – Они же в дефиците сейчас, их в зону гонят… в зону отчуждения в смысле. В Чернобыле!
– И что? – я стоял на своем. – Это значит, что в Андроповске людей можно без них оставлять? Здесь какие-то люди другие, да? Хуже?
– Нет, нет! Что вы! – глаза Староконя уже приближались размерами к блюдцам. – Я выясню!.. Я проработаю этот вопрос! Мы устраним!..
– Если еще раз мужиков без защиты погонишь эту дрянь грузить, – я оперся о стол сжатыми кулаками и приблизил лицо к застывшему начальнику цеха, – я тебя устраню. Понял?
– А что вы мне сделаете? – внезапно осмелел Староконь, но тут же осознал, что погорячился. Это было видно по его бледному, как простыня, трясущемуся лицу.
– Я тебя на весь Союз прославлю, – тихо, но твердо сказал я. – А пока шанс даю. Так что послушай меня, Виктор Демидович: я за тобой слежу. И если ты хоть пальцем тронешь тех, с кем я сегодня работал, прощайся с должностью и партбилетом.
– Так где же мне столько «лепестков» взять? – дрогнувшим голосом спросил начальник цеха. – Их же из Кимр везут по спецзаказу, там ограниченное количество.
– Пиши заявку, – уже чуть мягче сказал я. – Пусть присылают больше. А я, если что, в газете заметку дам – мол, советским рабочим требуются дополнительные средства защиты. Но только посмей не попытаться сам все решить! Начальник ты или мимо проходил? У меня все!
Сказав это, я развернулся и молча вышел, оставив Староконя наедине со своими страхами и в тяжких раздумьях. Все-таки редкостный болван – мало того, что защитой работяг не обеспечил, так еще и беду всей страны пытался приплести. Все «лепестки», видите ли, в Припять идут, ликвидаторам. А я вот что-то не помню, чтобы мне папа, к примеру, об этом рассказывал. Даже домой эти респираторы ШБ приносил, чтобы я играл. Вряд ли от большого дефицита. Но даже если Староконь прав, и кимрский завод тянет с поставками… Фотографии мне и в этом случае пригодятся – напишем, что производство страдает, нужно засучить рукава и работать больше, давать стране важную продукцию в требуемом количестве. Все-таки газета мы или кто?
