Воскресенье, 31 января 2016 года
«Это было как смертный приговор: знать, что я никогда не смогу обнять тебя, никогда не смогу рассказать тебе, что же ты для меня значишь». (Сесилия Ахерн, «Не верю. Не надеюсь. Люблю»)
«Я знаю, что ты на меня злишься. Я знаю, что сделал ошибку. Прости меня, Саша. Надо было сразу тебе всё объяснить. Но я не мог. Мне очень стыдно! Ответь, пожалуйста, на звонок. Давай поговорим?» – прочитала я одно из тринадцати новых сообщений.
Номер Пойраза я заблокировала ещё в самолете, после того, как он не приехал меня проводить. Мы с Виолеттой тогда только-только расположились на своих местах в просторном салоне, и я решила, что не хочу увозить щемящий груз с собой. Решила оставить Пойраза и всё, что меня с ним связывало, на берегу Средиземного моря. Там, где родилась невероятная история, связавшая двоих совершенно разных людей, которые и встретиться-то не должны были. Я решила остаться благодарной турецкому парню за каждую свою улыбку, но продолжать жить дальше. Без него.
Перед тем как открыть сообщение, я взглянула на номер. Турецкий. В сердце что-то больно кольнуло. Что-то одновременно жгучее и ледяное. «Это он», – пронеслось в голове, и палец сам надавил на сообщение, не спросив разрешения у меня.
«Саша! Я хочу поговорить. Выслушай меня, пожалуйста!» – молил Пойраз снова и снова. Растерянность, обида, удивление, неуверенность, желание, ненависть, страсть и влечение перемешались внутри, затмевая разум. Я разом забыла обо всём на свете, даже о том, что периодически нужно вдыхать и выдыхать. Руки сжали телефон, а кровь пульсировала по венам так быстро, что я слышала биение собственного сердца.
«Я скучаю. И очень тебя люблю, Саша!» – прочитала я в конце. На ресницах застыли капли. «Что это? Рада ли я? Или это просто отголоски воспоминаний?» – бесконечно спрашивала себя.
Откинувшись на пушистую спинку дивана, я закрыла глаза. За окном летали белоснежные хлопья снега, пряча от людей несовершенства этого мира, а в моих мыслях шелестели волны, перемешивая круглые камешки на берегу. Мы с Пойразом сидели на прогретой за день точёной гальке, вдыхая прохладный морской воздух, и молчали, взявшись за руки. Тогда я не думала о совместном будущем, но и представить настолько глупого конца наших отношений тоже не могла. Я набрала побольше воздуха и открыла глаза. Море вдруг сменилось стеной персикового цвета, увешанной семейными фотографиями, тёмным экраном телевизора и зеленью, которой мама заполняла всё свободное пространство в нашей квартире.
Заиграла знакомая мелодия. Звонок из мессенджера. По мне словно пробежал электрический разряд. Тело содрогнулось. Руки затряслись, но телефон всё-таки взяли.
– Алё, – хрипло ответила я, потому что весь воздух вдруг куда-то исчез.
– Сашья! Сашья! Я так рад тебя слышать! Я звонил тебе! И писал! Каждый день! Но сообщения почему-то до тебя не доходили! Сашья! Пожалуйста! Послушай меня! – запыхавшись, кричал знакомый до мурашек голос на другом конце.
– Слушаю, – выдавила я, стараясь казаться сильной и очень обиженной.
– Сашья! Мне так много надо тебе сказать… – вздохнул Пойраз.
– Говори. У меня не так много времени.
Не то, чтобы у меня на воскресенье были планы. Нет, их не было вообще. Но девочка не девочка без демонстрации характера.
– Я не знал, что день рождения – это какой-то особенный день, – проговорил Пойраз, и у меня от удивления отвисла челюсть.
