Когда фильм кончился, Никита объявил, что пора ехать на рынок. Нина тотчас же подозвала Кузю. Песик как будто уже знал, что его опять с собой не берут: он шел понурившись, его обычно закрученный кверху хвост свисал между задними лапами.
– Идем, милый. Я отведу тебя домой. Сторожи.
– Он может остаться здесь, – предложил Никита.
– Нет, ему лучше там, где его привычный коврик.
– А он не будет… протестовать? Ну, грызть мебель или…
Опять Никите пришлось испытать на себе ее алмазный взгляд.
– Кузя прекрасно воспитан… в отличие от некоторых, – снисходительно заметила Нина. – А главное, он благороден. Нет, он не будет грызть мебель.
Она повела песика в соседний коттедж. В прихожей Никита опять надел на нее ветровку.
– Я думала взять зонтик…
– Ну вот еще! На рынке с зонтиком чикаться? Бери ветровку.
– А ты?
– У меня другая есть.
В его ветровке она походила на девочку, напялившую папину одежку. В эту ветровку она могла бы завернуться трижды. Но Нина мигом подвернула рукава, до предела затянула пояс, расправила капюшон, и ветровка стала ей почти впору.
– Что ты хотела рассказать? – спросил Никита, когда они сели в машину и тронулись.
– О чем? Не помню.
– Когда кино смотрели. Ты обещала что-то рассказать.
– А! Про Лорин Бэколл. Я о ней передачу видела. «Иметь и не иметь» – ее первый фильм. Она была совсем молоденькой, волновалась страшно, и у нее начинал непроизвольно дрожать подбородок. Она научилась сдерживать дрожь, глядя вот так, исподлобья, словно набычившись. – Нина показала, как это делала Лорин Бэколл. – А критики решили, что это у нее такой особенный пронизывающий взгляд. Фирменный взгляд Лорин Бэколл. И пришлось ей сохранить этот взгляд на всю жизнь, хотя подбородок больше не дрожал.
– Здорово! – рассмеялся Никита. – Вот уж и вправду не знаешь, из какого сора…
– Таких «историй» в истории искусства полно, извини за тавтологию. Вот, например, Шопен сочинил этюд для разработки левой руки, а мы считаем это великим явлением духа…
– Бах сочинял двухголосные инвенции как упражнения для своих учеников, – подхватил Никита, – а теперь их исполняют в концертах. Да, я тебя понимаю. Кстати, ты любишь Баха?
– Больше всех.
– Значит, мы могли бы сходить на концерт в Вильнюсе. Месса си минор.
– В Вильнюсе? Но это же далеко!
– Но сюда же ты добралась?
– Целый день тащилась на электричке, а потом еще на такси. Ну, допустим, туда мы доберемся. А обратно? После концерта возвращаться ночью? Наверное, уже и поезда не ходят.
– Есть другой путь. Самолет типа «кукурузник», – лукаво подмигнул Никита. – Летит невысоко.
– Да ну тебя! – шутливо отмахнулась Нина.
– Нет, серьезно. – Он въехал в город и притормозил у маленького ресторанчика. – Давай сначала сами заправимся, а потом на рынок.
Они вышли, нашли себе столик. Договорились, что обед будет легким. Главной трапезой этого дня должен был стать ужин с таинственным бифштексом по-суворовски.
– Нет, серьезно, – повторил Никита, когда они сделали заказ. – Все можно сделать иначе. Мы выедем на машине рано утром и будем в Вильнюсе к середине дня. Снимем номер в гостинице. Погуляем, пообедаем, отдохнем, вечером пойдем на концерт как цивилизованные люди. Переночуем, а на следующее утро отправимся обратно.
– А Кузя? – задумчиво спросила Нина.
– Предусмотрел. Мы его оставим у Алдоны. Это женщина, которая у меня убирает, – пояснил Никита.
– Ну, не знаю, – засомневалась Нина. – А это удобно?
