Жены кончина подкосила садовода.
Он, допьяна глотая лунный ил,
В интимных дебрях сада – огорода
Её под вишней схоронил.
Он то молчал, то звал пронзительно: «О, Ева!»,
А после слушал за радистов двух —
Как будто отзывалось тихо древо,
А может быть – любимой дух.
Мечтая, часто он сидел у пенной вишни,
За талию обняв шершавый ствол.
В часы кристально – трезвого затишья
Траву с усердием полол.
Соседям хитрым не нудил о вкусе ягод,
Взял, и пропал, как в Амазонке плот.
Лишь Бог, наверно, в курсе, где бедняга.
Ушёл с радаров садовод.
Возможно, он поднял условностей завесу,
Реальность смог поставить на ребро.
Нам не узнать. Чуть позже, с интересом,
Участок кто – то приобрёл.
Горбы деревьев тёплых были тенью лишней
Для новой клумбы чайных нежных роз.
Собрался корчевать хозяин вишню
И рядом росший абрикос.
Картина – жуть рассудок вдребезги разбила:
Под корнем вишни – жёлтый костный слой,
И абрикос, дрожа, из места спила
Сочится алою смолой.
