Глаза, устремленные на улицу. Жизнь Джейн Джекобс - страница 4

. Эпиграф к книге содержит цитату из Оливера Уэнделла Холмса-младшего: «Жизнь самоценна, и стоит ли она того, чтобы ее прожить, определяется одним: достаточно ли ее у вас»[24]. Статья Джейн о новых рабочих местах для женщин, написанная во время Второй мировой войны, как будто урчит счастливым шумом машин и индустриальной вибрации. Джейн видела, как отец лечил больных. Она была воспитана на рассказах о бьющей ключом энергии дяди Билла, о поездке двоюродной бабушки на Аляску. Ее очень расстраивал упадок, царивший в Скрантоне, и постепенное разрушение деревни в лесах Северной Калифорнии, куда она ездила подростком. Больше всего ее впечатляла в жизни больших городов не только их многогранность, но и их энергия. Будто все время она искала необходимые для людей условия, позволяющие вести хорошую и насыщенную жизнь.

Когда Джейн подростком пошла в герлскауты, она попала в «то, что мы с друзьями считали лучшей герлскаутской группой в городе Скрантон в Пенсильвании»[25]. Но группа стала слишком популярной, слишком большой, и руководство решило сформировать вторую группу. Они собирались в одной и той же церкви, только в разное время. Джейн осталась с изначальной группой, но скоро поняла, что она «скучная и апатичная». Так что однажды вечером они с подружкой пошли во вторую группу. «Вот так разница!» – подумала она: группа была полна энтузиазма, старшие девочки помогали младшим, все «искрилось жизнью». Жизнь – мера всех вещей. Жизнь – корни, ищущие воду, листья, ищущие солнца, города, взрывающиеся энергией, бизнес-бум, экономическое процветание, зарождающиеся идеи. Почитайте Джейн Джекобс, и вы увидите одни и те же темы и образы, пропитывающие все ее работы. Она учила, что бессмысленно выяснять, почему города разрушаются, важно знать только, почему они процветают: «Самая простая точка зрения – самая поразительная. Нет причин стагнации. Нет причин нищеты. Есть только причины роста»[26].

Но живое никогда не остается неизменным. Мысли Джейн был противен любой намек на застой, даже если речь шла о том, чтобы красота оставалась красотой. «Задумайтесь, – писала она, – какой была бы жизнь, если бы все, что нам было нужно, это сохранять все по-прежнему, пассивно жить за счет того, что было создано в прошлом. В такой утопии жизнь была бы непереносимо скучна. Поддержание порядка и избитая рутина – это бремя, особенно если от них нет избавления»[27]. Спокойная жизнь в неизменном повседневном мире в качестве гражданской или общественной добродетели была для нее немыслимой. «Единственный путь, благодаря которому динамические системы могут оставаться живыми – это постоянное самообновление, – сказала Джейн. – Это касается человека, города, вида, биомассы, неважно». Вот слова Боба Дилана, которые могли быть и словами Джейн: тот, кто «не занят рождением, занят умиранием»[28].

Идеальные города и цивилизации для Джейн – те, что могут соперничать со свежестью и энергией ее внутреннего мира.

Джейн написала большую часть своих книг не в Нью-Йорке, где она жила с восемнадцати до пятидесяти, а в Торонто, в Канаде, куда с семьей переехала в 1968 году. Там она прожила последние тридцать восемь лет своей жизни. В год ее смерти, в 2006-м, Барри Уэллман, социолог из Университета Торонто, написал: «Торонто скорбит по своей Джейн и помнит о ней»[29], упрекая некоторые некрологи за ньюйоркоцентричность. Джейн приняла гражданство Канады, и для канадцев Джекобс стала одной из них. Не успели они обосноваться в Торонто, как она уже идет с мужем и детьми на защиту от атак на ее новый город и на здравый смысл, ровно от того, с чем она столкнулась еще в Нью-Йорке. В мгновение ока она оказалась в центре интеллектуальной и политической жизни своего города, вовлечена в гражданские дискуссии, дружбу с мэрами; даже когда Джейн постарела, люди продолжали приходить к ее двери, желая впитать крупицу мудрости.