Глаза, устремленные на улицу. Жизнь Джейн Джекобс - страница 43



– шептал он перед смертью медсестре, помощнице, проработавшей с ним четырнадцать лет. Все его дети были рядом, когда он лежал в кислородной палатке «с четырьмя маленькими окошками», как гласило скрантонское новостное сообщение[224]. «Не надо грустных лиц, – говорил он им. – Если я поправлюсь, они не нужны. Если нет, то грустные лица мне не помогут».

Он умер за два дня до Рождества 1937 года. Завещание, которое он написал через несколько месяцев после свадьбы в 1909 году, предстояло открыть в начале следующего года[225]. Его состояние было скромным. Он оставил все Бесси – медицинское оборудование, оцененное в 300 долларов, пятилетний Додж-седан и около 1000 долларов наличными; дом уже был записан на Бесси. Существенные выплаты по страховке смягчили финансовое бремя, оставив Джейн, ее братьев и сестер и овдовевшую мать предаваться скорби по скоропостижной утрате.

В те несколько месяцев, что прошли между разговором по душам с отцом и его смертью, вскоре после ухода с кондитерской фабрики Джейн получила работу на 25 долларов в неделю в офисе у поставщика стали, Питера А. Фрасса[226], находившемся в Нижнем Манхэттене в пятнадцати минутах ходьбы от ее дома. Сначала это была больше запись под диктовку и печать на машинке. Однажды она взяла письмо, набросанное скорописью, напечатала на машинке, получила подпись, запечатала в конверт и, выйдя с работы, уже чуть было не бросила его в почтовый ящик, но что-то остановило ее руку: тридцать восемь кудряшек стали[227]. Вот что там было напечатано, но что бы это значило? Потом ее осенило: со старым нью-йоркским акцентом ее босса катушки стали звучали как кудряшки. На следующее утро в офисе она перепечатала его, получила подпись и отправила по адресу.

Через несколько месяцев Джейн, кажется, стояла на пороге настоящего успеха в старой нью-йоркской компании, корни которой уходили в 1816 год. В памятной книге, которую Фрасс издал к столетию организации, были указаны директора и управляющие за все годы, страница за страницей – конечно, ни одной женщины. Но не появилась ли теперь в стеклянном потолке маленькая трещина? Джейн впечатлила по меньшей мере одного из сотрудников Фрасса как «очень смышленая личность, [которая] может делать работу за трех девочек»[228], «человек, с которым можно поговорить на любую тему». Ее повысили до только что созданной должности за 28 долларов в неделю, которую Джейн назовет «„устраняющий непорядок“ секретарь»[229]. Ее задачей было «разобраться с любым отделом, который тормозил работу, и помочь придумать способы ее ускорить».

Впрочем, на этом карьера Джейн Батцнер как Младшего Эксперта по Эффективности и окончилась. В сентябре 1938 года она уволилась. Больше чем через пять лет после окончания своих не самых удачных занятий в Центральной школе, примерно в то время, когда некоторые ее одноклассники закончили колледж, Джейн вернулась к учебе, поступив на отделение непрерывного образования Колумбийского университета. В последний раз, когда она была за партой, в школе Пауэлла, она узнала, что крошечная завитушка меняет «искренне ваш» на «ваш искренне». Теперь она изучала экономическую географию, психологию, геологию, зоологию и конституционное право, наслаждаясь каждой минутой учебы.

Глава 5

Морнингсайд-Хайтс

Кем бы она могла стать, если не писателем?[230]

Был 1994 год, Джейн шел восьмой десяток, и издатели канадского журнала