Глаза, устремленные на улицу. Жизнь Джейн Джекобс - страница 50
Джейн удалось посетить еще несколько курсов, прежде чем с Колумбийским университетом было покончено. Осенью 1940 года, незадолго до издания «Черновиков Конституции», она записалась на единственный курс по эмбриологии, а потом снова отправилась на поиски работы.
Она нашла ее в отраслевом еженедельнике о металлургии под названием «Железный век» (Iron Age). Его редакция находилась возле Центрального вокзала Нью-Йорка. «Они наняли меня, – любила говорить Джейн, – потому что я могла выговорить слово «молибден» (основной легирующий металл)[271]. Сначала, хотя за спиной у нее было два года в Колумбийском университете, Джейн снова получила должность секретаря. И за 25 долларов в неделю делала меньше, чем у Фрасса перед увольнением[272]. Но поскольку ее непосредственным начальством были ведущие редакторы журнала, через несколько месяцев на нее возложили новые обязанности. Раз в неделю она садилась на поезд в Филадельфию[273] и отправлялась в конторы металлургических компаний и торговцев металлоломом, чтобы узнать новости о состоянии рынка. Или сидела на телефоне, собирая данные о тоннаже металла, выходящего из доменных печей Бетлехема или Балтимора. Со временем она начала редактировать и писать технические статьи сама.
В 1941 году Джейн немного изучала испанский в Колумбийском университете. Бетти тоже пошла туда на занятия. Брат Джон закончил юридический факультет Университета Виргинии и присоединился к дяде Билли в его конторе в небольшом кирпичном здании на улице Принцессы Анны напротив здания суда во Фредериксберге. Тетя Марта, больная раком груди, переехала жить к матери Джейн в Скрантон, но через несколько месяцев, 23 ноября, умерла в возрасте шестидесяти семи лет. Через две недели японцы совершили налет на Перл-Харбор, и Америка вступила в войну.
В двенадцать лет, в 1928 году, путешествуя с родителями друзей, Джейн впервые попала в Нью-Йорк. «1928 год, Уолл-стрит, время обеда… и город просто бурлил, – скажет она в интервью. – Он был полон народа»[274]. Когда шесть лет спустя она переехала в Нью-Йорк, дела обстояли иначе, улицы наводняли безработные. «Между подъемом в процветающие двадцатые и депрессией была существенная разница». И если она сама, немного избалованная, справлялась без проблем, то для большинства это было тяжелое, жестокое время – целые семьи ютились в убогих квартирах в недостроенных домах с незалатанными крышами; время массовой безработицы, упущенных возможностей и увядших надежд. Весь город и вся страна чувствовали себя бедными, неудовлетворенными, старыми и изношенными. Миллионы безработных страдали, их нищета просочилась в жизни остальных, в души всех, кто жил в условиях неопределенности и стреноженных амбиций.
После Перл-Харбора армия безработных исчезла. В Нью-Йорке Бруклинский армейский терминал вскоре начнет обслуживать военнослужащих, направлявшихся в Европу[275]. На Варик-стрит в Нижнем Манхэттене Norden Company собирала бомбовые прицелы. Городская швейная промышленность миллионами единиц производила военную форму. Бруклинская военно-морская верфь, лишь одно из сорока судостроительных и судоремонтных учреждений города, строила военные корабли. И поскольку мужчины уходили на войну, женщины получали работу, ранее им недоступную. «Наверняка каждый отдавал себе отчет в том, что мерзко получить работу и шансы на хорошую жизнь ценой войны, – писала Джейн с высоты прошедших шести десятилетий. – И все же все мои знакомые были благодарны за то, что хорошая работа и выросшие зарплаты полились на них, как ливень после засухи. Теперь показалось, что мир, наконец, нуждается в нас»