Глаза, устремленные на улицу. Жизнь Джейн Джекобс - страница 57

Джейн не была красивой женщиной, даже в молодости. Гораздо чаще даже те, кто знал и любил ее, выносили вердикт, непосредственно подчеркивающий очевидный факт: выражаясь словами, которые я слышал регулярно, она «не была красоткой». Кто-то из детей говорил, что она лицом похожа на птицу. У нее были выдающиеся скулы, бесспорно выдающийся батцнеровский нос, скошенный подбородок, широкий рот, а глаза за вечными очками – узкие и маленькие. В усмешке, за которой скрывалось что-то личное, лицо Джейн могло напомнить Мону Лизу. Малейший повод – и она могла разразиться по-юношески вызывающим хихиканьем. Это был неизбежный факт, что женщин непроизвольно судят по их внешности, но факт остается фактом, и готовность как мужчин, так и женщин оценивать внешность Джейн подтверждает эту истину. Но все это не имело особого значения. Любой вынесенный однажды неприятный вердикт почти тотчас же тонул в других ее качествах: ее характер немедленно брал верх, сила ее интеллекта, шутливость, красноречие сметали любые недостатки внешности – они отходили в тень, исчезали за классическим «внешность не самое главное», ведь в случае Джейн внешность действительно не самое главное. «Ее не назвать красавицей, обобщает друг и дальний родственник, – но она была приятной, обаятельной женщиной»[318].

Воспоминания Джейн об их с Бетти жизни в Виллидж не несут и намека на одиночество – эмоциональное, социальное, сексуальное или любое другое. У нее была неплохая работа, а с конца 1943 года даже отличная. К тому времени она прожила в городе десять лет, познакомилась со множеством людей – редакторов, профессоров Колумбийского университета, металлургов из Iron Age, нашла друзей на работе или среди тех, кого узнала через сестру и ее знакомых в Виллидж. Они с Бетти жили в одном из самых процветающих районов, известном раскованными общественными и сексуальными нравами. Сын Джим не охарактеризует в точности ее отношения с мужчинами в эти годы, только скажет, что у обоих родителей было то, что он позаботится назвать, в условных кавычках, «разнообразием привязанностей».

Одним субботним вечером в марте 1944 года Джейн и Бетти проводили вечеринку в своей новой квартире на Вашингтон-плейс, 82 (где Уилла Кэсер написала в 1912 году свой первый роман[319]). Бетти работала на огромном авиазаводе Груммана[320] в Бетпаже на Лонг-Айленде, где тысячи рабочих семь дней в неделю сменами по десять часов собирали Wildcats, F6F и следующие поколения палубных истребителей для военно-морского флота. Джейн было легко добираться до работы – если не на велосипеде, то на метро по прямой до Колумбус-Серкл. Бетти же приходилось тащиться на остров – сначала на метро, потом по железной дороге Лонг-Айленда. Долгая дорога и многочасовая работа не оставляли много возможностей для общения. Бетти и ее друзья с авиазавода собирались для этого в субботние вечера.

Тем особенным вечером в гости пришел еще один коллега Бетти, Боб Джекобс. «Я вошел, – скажет он позже, – и там была она», Джейн, «в красивом зеленом шерстяном вечернем платье, и я влюбился»[321].

Боб – Роберт Хайд Джекобс-младший – уроженец северного Нью-Джерси, сын инженера метро Нью-Йорка; в возрасте десяти лет ему повезло прокатиться по новой линии метро до того, как она открылась[322]. В 1936 году, в девятнадцать лет, он совершил велопутешествие по Европе, увидел вблизи нацистскую Германию. Когда он познакомился с Джейн, то работал на авиазаводе Груммана, участвуя в разработке авиакомпонентов, и жил в отдельной комнате в доме на Лонг-Айленде. Был разгар войны. Как-то в период особенно интенсивной работы, когда она начиналась до рассвета и заканчивалась глубоко после заката, он вообще не видел солнца.