Глаза, устремленные на улицу. Жизнь Джейн Джекобс - страница 56

. Он ставил ей в заслугу «крепкую хватку пропагандиста, способность быстро, качественно и очень хорошо справляться с любым заданием». В рейтинге эффективности, стандартном оценочном листе, дающем характеристику работникам на госслужбе, она заслужила самые высокие оценки и всего пару «удовлетворительно». «Теперь она занималась множеством самых сложных заданий, включая специальные статьи по военной психологии для европейских аванпостов, еженедельную колонку, которая передавалась самолетами в Лиссабон, и спецматериалы, запрашиваемые специально для Испании». Труд Джейн получил высокую оценку. Она работала честно, погружалась «глубоко и качественно в свои темы», легко соглашалась с критикой, и с ней было «невероятно просто работать». Речь шла об очередном повышении, и к концу месяца оно получило одобрение.

В войну все происходило моментально. За ночь вырастали целые фабрики. Офицеры получали звания вне очереди. Как осознает сама Джейн, военное время дало ей и другим женщинам возможности, которых они иначе никогда бы не добились. Социальные ограничения для женщин, как и общие экономические сложности, вызванные Великой депрессией, снимались. Того, что могло в другое время скрыть способности Джейн или помешать их проявить, больше не существовало. Даже один из информантов ФБР в Iron Age вынужден был признать, что она «очень способная, интеллигентная молодая леди»[312]. Ее таланты и острый интеллект были очевидны.

Очевидны, по крайней мере, в ее маленьком мирке, в офисе или среди друзей. Джейн было двадцать восемь. Она работала на государственное агентство, – работала хорошо, да, но на обычной работе, в обычном офисе, проводя обычные часы за обычную неплохую зарплату. Она все еще была невидимкой для большого мира слов и идей.

Позднее, когда Джейн уже работала в другом журнале, ее попросят выступить моделью для демонстрации одежды для беременных[313], которая, как заверяли читателей, могла придать привлекательность – и Джейн она действительно придала привлекательности. Обычно, правда, она не особенно интересовалась одеждой – или, как сказал ее сын Джим, «миром тряпок». Ее мать вечно убеждала ее одеться понаряднее, уделять больше внимания внешнему виду; Бетти, «исполняющая обязанности» миссис Батцнер, следила за выбором прически, обуви и одежды Джейн. Как сказал Джим, «они не зря беспокоились»: у Джейн отсутствовало какое-либо чувство стиля. У нее были светло-каштановые с коричневатым оттенком волосы, идеально тонкие и прямые, и, как правило, Джейн ничего с ними не делала. Но как тогда объяснить письмо от 1939 года, где Джейн написала матери, что ту новую шляпу она не купила, зато «сделала новую завивку»?[314] Джим считает: «Ее мать, должно быть, дала Джейн взятку».

В школьные годы Джейн неплохо плавала. Джим вспоминает, что в 1950-х годах она была прекрасной ныряльщицей, чья ласточка с большой вышки приковывала внимание зрителей своей грациозностью. Джейн была высокой, около 5,9 футов[315], трудно не заметить – «настолько выше всех женщин и большинства мужчин, что дети на меня глазели»[316],– говорила Джейн годы спустя о своем путешествии в Данию. В 1940-е и 1950-е годы она была худой, даже изящной, весила около 140 фунтов[317]. Гораздо позже, особенно когда начались проблемы со здоровьем, она стала полной и неповоротливой. Но фотографии и истории из ее юности и ранней зрелости свидетельствуют о достоинстве и самообладании, которые сами по себе могут сделать привлекательной даже самую заурядную внешность.