Глазами маски - страница 59

Его собеседник задумался:

– Тебе когда-нибудь доводилось быть в черном тоннеле и видеть свет?

– Вот оно как… Меланхолик несчастный, я еще жив и умирать не собираюсь!

– Да ты не понял, я говорю не о смерти. Представь, что этот свет – это все, что у тебя сейчас есть, и…

– Слушай, у меня есть счета в крупнейших банках мира, несколько вилл на островах, квартиры в престижных районах, но света в конце тоннелей не припомню… – Мони набрал в грудь воздуха и продолжил:

– Меня ожидает с десяток выгодных партий, одна другой прелестней, а я провожу время с тобой на курортишке чуть выше среднего, выслушивая бредни о каком-то фонаре в подворотне. Очнись, Прокл!

Прокл смотрел перед собой невидящими глазами:

– …А вокруг грязь и разбитые бокалы некогда дорогого красного вина, эдакое месиво…

– Ого! Пойти павлина общипать тебе для перьев? Умные мысли надо записывать! Да, с такими симптомами ты вряд ли когда-нибудь на нее глаза-то поднимешь… – Ты о чем?

– Или о ком? Не умеешь ты врать. И курорт тебе нравится, и от моря ты в восторге: вот скажи, бывал ли ты хотя бы раз до этого на море? Да без меня ты на свою стипендию дальше остановки своего дома никуда бы не уехал. Но не в этом суть, все дело в том, что ты упал в любовь, мой друг. Однако в силу своего книжного воспитания, которое уже переросло в психическое отклонение, ты, страшно боясь этого чувства, при падении свернул себе шею.

– О чем это ты, опомнись! – Молодой человек даже привстал от возмущения.

– Ну вот, началось. Сядь, Прокл, а то подумают.

– Что началось? – не унимался тот.

– Превращение тебя в нормального человека, поздравляю. Интересно, если гусеницы к концу лета превращаются в бабочек, то в кого превращаются книжные черви к концу летних курортов? Что с тобой будет? – Мони покачал головой.

Прокл сел на место:

– Ты очень проницателен, Мони… – начал было он, смягчившись, но, вдруг оборвав мирное вступление, строго произнес: – зачем тебе все это?

– Брось, Прокл, мы здесь еще два дня, можно было бы что-нибудь склеить, это же отдых, в конце концов! Скоро любимые стены института опять накинут на тебя цепи серьезной учебы…

– Склеить? А зачем? Да и как потом?..

– Ну… Не навсегда же…

– А что, если я хочу навсегда! – молодой человек выговорил это с такой горячностью, с такой душевной страстью, что сидящий с ними за одним столом осанистый старик как-то странно улыбнулся на его слова. Однако, увлеченные предметом обсуждения, приятели ничего не замечали. Они еще долго продолжали разговор, походивший скорее на спор, нежели на мирную беседу.

– Устарел ты со своими принципами, друг мой. Мечтаешь все… – вздохнул Мони.

– Пусть так, – согласился Прокл.

– Но так – плохо, так никто не живет.

– Ты живешь.

– Я? Нет!

– Ты лишь притворяешься, что нет. По сути, ты тоже…

– Ложь! – В ярко-синих глазах Мони прыгало раздражение. – Это я-то устарел?

– Ладно, лгу, – Прокл пожал плечами, – когда решишься признать это, я буду рядом.

Чья-то нежная рука легким движением, будто она и вовсе никому не принадлежала, являясь самостоятельной формой жизни, мелькнула над салфетницей, как коршун в небе, и, захватив с собой бумажную жертву, исчезла, подобно виденью в бреду.

Мони передернуло, он потер глаза и произнес дрогнувшим голосом:

– Что-то в глазах рябит… А ведь это все ты, со своим светом в конце тоннеля… – Пошли на пляж? – примирительно предложил Прокл.

– Пошли.

Внезапный поток воздуха, незаметно проникший под скатерть, в сочетании с резким движением одновременно встающих людей, заставил стеклянный бокал задрожать. Секунду спустя, после неуклюжего вращения, он все же упал на пол, пролив остатки красного вина.