Глинтвейн на снегу - страница 3



«Кто же с ней такое сотворил? – во второй раз подумала Дарья. – И восстановятся ли после операции функции мозга в полном объёме»? Хотя неизвестно, как у неё было с умственными способностями до травмы.

Накануне операции ужин полагался лёгкий, но Дарья и от него отказалась. Дождавшись, пока у соседок заберут пустые тарелки, она положила в карман пачку сигарет и зажигалку, вышла в коридор, оглянулась по сторонам, тихонько скользнула за дверь с надписью «Пожарный выход» и пошла вниз по лестнице. На ступенях местами лежали кучки пепла. Не она одна такая умная из страдающих никотиновой зависимостью!

Дарья дошла до первого этажа, но толкнуть дверь наружу не решилась. За ней мог оказаться сторож. Зато окно с видом на строящийся корпус легко открылось, и страдалица принялась выпускать дым через узкую щель.

Потом пришлось подниматься пешком. «Если ради каждой сигареты придётся проделывать такую гимнастику, курить буду реже, заодно и вес сброшу», – думала она, медленно шагая в отделение. Надо было ещё войти в него так, чтобы не заметили церберы в халатах. И как только она прокралась в палату, в неё вбежала молоденькая девушка-интерн Лиза, которая ранее приходила задавать больным вопросы о самочувствии, с отчаянным возгласом:

– У вас анализ на ковид просрочен!

– Просрочен, сдан полтора месяца назад, – вздохнула Дарья, – но у меня же в карточке сертификат о прививке имеется! Посмотрите внимательно.

Через час, врубив яркий верхний свет, прибежала медсестра и принялась расталкивать Валю. Оказалось, что с неё забыли взять расписки о разрешении на операцию. Сонная бритая пациентка с трудом выводила на бумажках каракули.

Ночью Дарья никак не могла заснуть и читала под вмонтированным над кроватью светильником. Она слишком привыкла к своему «снотворному», коим для неё уже долгие годы являлся «коньячок на засыпку». Кроме того, из настежь распахнутой двери в лицо бил яркий свет. Несколько раз она вставала и прикрывала дверь, но через несколько минут она снова оказывалась открытой. Так медперсоналу было удобнее контролировать происходящее в палатах. В некоторых и «происходило»!

Из дальнего конца коридора доносились стоны, периодически неслось жалобное: «Ой, мама, ой, мама». Причём, таким странным голосом, что не понять, кто страдал – мужчина или женщина. Потом эти звуки стихли, наверное, пациенту вкололи обезболивающий препарат. Но разговоры персонала и шаги по коридору не стихали ещё долго. На соседней койке похрапывала лежащая на спине Надежда. В последний раз Дарья посмотрела на часы на сотовом телефоне в половине третьего ночи…

А в шесть утра она проснулась от весёлой переклички техничек, ворвавшихся в палату со швабрами. Чашку кофе никто не обещал. Впрочем, до операции нельзя выпить даже глоток воды.

В семь утра пришёл её хирург Родионов, высокий и стройный красавчик лет сорока на вид, от которого веяло вниманием, спокойствием и уверенностью. Спросил о самочувствии, предложил сжать пальцы на левой руке в кулак. Это получалось легко. А вот разводить и сводить их в распрямлённом виде удавалось с большим трудом и не до конца. В этом-то и была проблема, не считая того, что если раньше в мизинце и безымянном пальце периодически «бегали мурашки», а потом это состояние надолго проходило, то весь последний год пальцы были онемевшими постоянно.

– Всё исправим, – пообещал хирург.