Ещё один певец глобализации по-детски радуется возможности покупать разные экзотические блюда и предметы, не выходя за пределы своего квартала в Лондоне[40]. За пределы квартала он, впрочем, охотно выходит, озабоченно мотаясь по тем самым странам, откуда происходят приобретаемые ими блюда, и просвещая тамошние элиты о сути и векторе протекания процессов глобализации. Имеет место, однако, подозрение, что подавляющее большинство обитателей этих экзотических стран не могут ответить взаимностью, приобретая аутентично английские блюда и систематически появляясь на берегах Темзы для консультирования британской элиты по вопросам правильной организации глобализационных процессов. Внешний формат отношений меняется с национального на глобальный, их же глубинные социальные асимметрии и нереципрокности остаются теми же. Глобализация странным образом оставляет их без изменения, если не считать таковым некоторое усугубление. В случае же Мартина Олброу явно имеет место подмена социального анализа облачением собственных непосредственных впечатлений и переживаний в наукообразную терминологию.
И совсем уж неприличной представляется профанация научного знания, перевод его из эпистемологического в доксический формат некоторыми представителями предельно вульгарного гегельянства и линейного эволюционизма. «Линейный» означает при этом за-, сверх– и беспредельную степень вульгаризации. В качестве примеров можно взять тезис о конце истории Фрэнсиса Фукуямы и комментирующий текст Владислава Иноземцева, провозглашающий наступление постэкономической эры[41]. Названные авторы столь же воодушевлёны крушением восточного, он же социалистический, блока, сколь в своё время родитель второго из них был воодушевлён его существованием и поступательным развитием. В этом экстатическом воодушевлении и с усердием, достойным лучшего применения, они продолжают обнаруживать «концы» классового общества и идеологии, исполнять реквиемы марксизму и коммунизму, вдохновляясь в этом примером Дэниела Белла и Ральфа Дарендорфа. Крушение восточного блока в этом свете предстаёт как кардинальный сдвиг в протекании глобализационных процессов. Пусть победа над ним и обозначается злыми языками как пиррова всего лишь пару десятилетий спустя[42], после того как удалось основательно вкусить плоды этой победы на Балканах, в Африке и других регионах мира. Однако же она обеспечила утверждение в глобальном формате отношений рыночной экономики и конкурентной демократии, столь же безальтернативных, как пытались представить социалистический путь развития учёные его апологеты в эпоху развитого социализма. Последние были весьма усердны в выдаче желаемого (сильными мира того) за действительное, обещая наступление парадиза на земле в случае, если граждане будут вести себя соответственно указаниям этих самых сильных. Однако тем апологетам было далеко до Фукуямы. Сей «метафизический спекулянт» (по определению Эрика Хобсбаума[43], провозгласил в связи с позорным крахом социализма свершившийся факт наступления парадиза, хоть и в общих чертах, и нуждающегося ещё в частных поправках и улучшениях. Опьянение успехом и пребывание в грёзах чревато тяжким пробуждением, которое и произошло под гром взрывов 11 сентября 2001 г. Вместе с пробуждением пришло прозрение, что «безальтернативная система» не может ни существовать, ни определить самоё себя без наличия альтернатив. Причём сжитая до того со свету белого альтернатива была отнюдь не самой неприятной, как это казалось во времена оны. 6.
