Не дай Абу-Решит.
До того хорошо сыграл Билл, что уж плохо. Немного, струночку одну задень в душах этих двоих, сохранивших туманные представления о чести, и полетит всё к чертям, разразится катастрофа.
Шанни сказала почти в голос, – такой грохот смеха стоял на этих последних к машине метрах:
– Легче.
И сообразил Билл, прижал потеснее её, как мама-кошка, к животу, пошёл резвее, примолк.
Им осталось пройти мимо лавки. Там открытые двери показывали, как два дуболома цвета защитки, придуманных дядей Мардуком – тоже мне, драматург военный, – сидючи врастопырку за ходящим ходуном и как бы силящимся бежать столиком, пьют из кружек. Тоска и скучно.
Сквозь смех нервная и напряжённая Шанни услышала звук, от которого похолодела в тёплых руках Билла. Издалека звук прыгающих по колеям деревенской дороги неухоженных колёс.
В деревню въехал, подскакивая и валясь от избытка эмоций влево и вправо, мотоциклист в чёрном огромном и круглом шлеме. Он кричал внутри шлема, а руку, совершенно зря отняв от штурвала, простёр недвусмысленно к Биллу.
Как и всякий служащий злу, он сам себя наказал – грохнул всей тяжестью чёрной блестящей в избранных местах машины наземь, в плохо просохнувшую грязцу вечного вчерашнего дождя.
Билл, не рассусоливая, побежал, а совершенно оторопевшая толпа, озадачившись явлением кричащего вестника, переводила взгляд с армейца-красавца на расстроенного падением всадника.
Старшина и тот молоденький нахмурились синхронно, и на изрезанном войной и временем, и на свежем юношеском с поэтическими тенями в подглазьях, на двух лицах прочиталось какое-то понимание и вроде как недоумённое удовольствие.
Да неужели?
Всадник вскочил, выкрикивая коротко и ясно, до того, что Шанни при полном незнании языка уж стало ясно до кончика хвоста.
Билл-грубиян со своей ношей обернулся и оглядел толпу, попятился к машине. Тут несчастливо сунулся к нему строгенький плюгавец, но Билл сказал:
– Фу.
И тот слинял, как переводная картинка. Тот почти четвероногий радостно завопил, и лицо его сделалось человеческим. Но его толкнули, и он замолчал, протяжно соображая.
Маленькая машина-жук с неизвестным седоком внутри интриговала Шанни. Билл прыгнул в открывшуюся с воплем дверцу и швырнул свой груз на соседнее сиденье, напоследок разок войдя в роль.
Соскочивший с мотоцикла, пометавшись и продолжая указывать на беглецов, плюнул и кинулся, стаскивая шлем, к избушке штаба.
Тот, что засомневался в первую минуту, самый догадливый, уже выходил из штаба и теперь вяло сунул руку под мышку.
Из штаба посыпались штабисты разнообразного размера и все с чёрными курями пистолетов.
Билл вцепился в баранку. Шанни перегнулась рассмотреть загадочного незнакомца на заднем сиденье. На неё глянули чёрные очки и анемичное в струпьях лицо. Шанни нахмурилась и щёлкнула фигуру по лбу. Свалилась фуражка, и рассыпалось тело из вязки соломы и тряпок.
Чучело!
Такое же, как чужой офицер-людоед, поддельный. Но не такой красивый, конечно, подумала спокойно Шанни, поглядев на шею Билла в высоком расстёгнутом вороте и окоём повёрнутого вбок подбородка.
Билл воскликнул:
– Оторвался, оторвался!
Покатили, сорвав такую скорость сразу же на выезде из деревни, что пули из «курей» дядиных штабников, пущенные с недурной прицельностью, попадали к чертям бесславно в грязь. Обновив законы природы и техники, Билл выкинул тельце машины далеко на дорогу, сразу между волнующей воображение двойной жёлтой стернёй. Ошеломляющий покой овладел Шанни немедленно – две ярко-цыплячьих, как пшённая каша, полоски поля нарисовались на полнеба.
