Так ощущал его лишь Том, когда впервые решил записать свою историю.
В прихожей они, впрочем, все чувствовали обыкновенный страх. Так не бывает, когда ты дома. А разве они были здесь когда-нибудь, как дома? Все они? И даже Иннан. И в первую очередь – Иннан.
Два дня прошло и три ночи, теперь они отсчитывали время, как туареги. Уж что там думал сир Мардук – верный покровитель, смешливый дядюшка, безумный отец и хранитель майората, – это не им, жалким визитёрам, понять.
Вёл он себя при встречах, как прежде.
– Удивительный… – Даже прошептала Шанни.
Иннан сильно толкнула её.
– Что, дорогая? – Заботливо склоняясь к ней над корзинкой для пикника – они завтракали по его настоянию на воздухе, – спросил Мардук.
Шанни отпихнула Иннан и, вытаскивая из корзинки булочку, повторила, смело глядя ему в глаза:
– Вы удивительный…
Мардук просиял – вот стервец, точь-в-точь, как положено сиять старому хмырю, когда дама строит ему глазки.
– Ах, как приятно… как хорошо, дорогая.
Он свирепо оглядел всех прочих. В его глазах всё пространство синевы занимал победительный блеск. Мол, слыхали?
Об истории с младшим глобусом Билл пока никому не рассказал и сомневался – правильно? Или надо всё же…
После булочек и вранья пришло время Великой Жары. Собственно, их предупредил о том, что грядёт, сир Мардук. Как-то поздним утром, полюбовавшись из окна Второй Башней – выражение глаз нечитаемое, – он, поворачиваясь, – а клянусь, в радужках застыли фото башни! – молвил:
– Ну, детки… грядёт Великая Жара.
Билл буркнул:
– Что, ещё более великая?
Они вспомнили нагретую воду в крантиках с пометкой «хол», а Шанни вдобавок – расстёгнутые вороты мужчин, и всех четверых волною передёрнуло. Впрочем, верилось плоховато – дни приходили один за другим дивные, и если бы не их нынешнее состояние, они бы насладились умеренной теплотой утренних часов, приятным сухим воздухом полудней, припахивающих песком пустыни и целебными, истолчёнными солнцем водорослями, а уж ночи-то были чудесно прохладными. Под лёгкими покрывалами сладко спать, а под утро втаскивать себе на плечи вкривь и вкось припасённый плед с изножья.
Хозяин принялся объяснять:
– Надо одеяла развесить на просушку… покрывальца. В общем, меховые вещи.
Он оглядел почему-то лица мужчин, как бы придирчиво проверяя их на предмет мохнатости. Билл провёл по собственной челюсти пальцами и поморщился – ссадины после инфернального бритья давали о себе знать. Мардук мельком заметил:
– А вот ты зря бороду не оставил.
И тут же отвлёкся, поясняя Шанни:
– Ну, вы понимаете, дорогая… это такие деньки в начале лета: надо их поймать… – он поднял руку над столом и знобко сжал пальцы. – Чтобы позаботиться о вещах. Среди бебихов есть весьма ценные… кое-какие гобелены на исторические темы. В общем, вынесем на солнышко.
Шанни – полковой подпевала и тот бы замешкался – подхватила:
– Отдам распоряжения сразу после завтрака.
Иннан с лёгкой насмешкой оглядела отца и приятельницу. Что она подумала, даже сиру М. не дано прочесть.
Самое обидное, дядя оказался прав.
– Как всегда. – Самодовольно подтвердил он, спустя два дня на середине третьего, когда знаком велел доместикусу поснимать с верёвок во дворе развешанные цветные тряпки – сплошь раритеты.
– Как всегда. – Льстивым эхом отозвалась Шанни.
В лесть она подмешала усмешку, отчего похвала выглядела достовернее.
Вытирая шею за воротом, Билл вздохнул. А ведь дядюшка живёт тут с рождения, эта земля – его. Как бы они не пыжились, лучше, чем он, им не узнать всех подробностей договора Эриду со своими гражданами.
