Саблин усмехается и машет рукой: даже и не предлагай.
– Елена, мне Олеговы лодки не укупить. У меня и близко таких денег нет. Тебе легче будет продать их в Преображенской, у нас на его лодки покупателей не будет.
– Так ты друг Олега, я бы тебе лодку отдала рублей… да хоть за двести… – легкомысленно говорит Мурашкина.
«Двести? Это вдвое дешевле, чем она стоит. В той лодке одного дюраля рублей на пятьдесят». На той лодке Савченко, которую помнил прапорщик, один мотор стоил двести. Но ему этот двухлитровый четырёхтактный агрегат был не нужен. Впрочем, на таком моторе, какой стоял на лодке Савченко, он мог бы попытаться уйти от переделанных, что увязались за ним там, в болоте у Надыма. А в обычной жизни… нет… Избыточная мощность – неоправданный расход масла. Такой мотор и такая лодка простому рыбаку не нужны. И он только качает головой:
– Лена, спасибо, но мне ещё старшего выучить надо, лишних денег на забавы у меня нет.
– А там в гараже у него ещё машины есть, – уже как-то без задора продолжала Елена, – их тоже тут не продать?
– А чего не продать-то… – начала было Настя, но супруг её перебил:
– Лена, тут такие машины, на которых ездил Олег, никто не купит, народ здесь простой и прижимистый: рыбаки, охотники. А у него машины не для дела, а так… – он удержался, чтобы не сказать «для показухи», – для баловства.
И тут Мурашкина вздохнула:
– И что, придётся и лодки, и машины его в Преображенскую гнать?
– Ну, нужно поспрашивать, – начинает её подбадривать Настя, но Елена вдруг неожиданно и говорит ей:
– Настя, ты уж прости, – Лена мягко улыбается. Само очарование. Да, баба она не только привлекательная, но и умная.
– Что? – сразу интересуется жена Акима, уже на всё согласная. – Ну, говори.
– Мне нужно с Акимом с глазу на глаз переговорить, – и прежде чем Настя что-то успела ответить ей, Мурашкина предупредила её с искренностью, в которой невозможно было усомниться: – Настенька, не волнуйся, разговор будет только о делах, только о деньгах.
– Да что ты… – Настя засмеялась как-то глупо, а Саблин просто диву давался, он не узнавал свою вечно подозрительную жену. – Конечно, Лен, конечно, говорите, – она сразу позвала дочь: – Наталья, пошли-ка со мной.
А Мурашкина и продолжает:
– Да пусть сидит тут, ест, мы с Акимом на двор выйдем.
– На двор? – удивилась Настя.
А вот Аким почему-то этому не удивился. Вся вот эта болтовня, что была до этого… про машины и лодки, про непутёвую родственницу, про наследство Савченко… всё, всё это было наносное, как степная пыль. Нет, не за тем Мурашкина приехала, чтобы глупую казачку Настю очаровывать. Никогда не стала бы возиться такая важная женщина, как Мурашкина, со всякими казачками. И собственность Савченко, если она, конечно, не врала, что её дочь является наследницей этого имущества, Лена могла и через юристов оформить. Нет, она сама прикатила. Не поленилась, значит. А почему? А потому что у неё здесь есть иной интерес. Интерес основной. И вот о нём-то она и хотела теперь переговорить с Акимом.
Глава 8
Как вышли на двор, она, оглядывая пристройки, достала из пыльника красивую сигаретку с жёлтым фильтром и зажигалку, хотела прикурить и сняла маску, но Саблин её остановил:
– Тут без респиратора… Не надо, надень. До рогоза сто метров. Ветер постоянно пыльцу несёт.
– Пойдём тогда в машину ко мне, – предложила Елена, и Аким ей возражать не стал, хотя прекрасно понимал, что Настя за ними следит из окон.
