Саблин качает головой: нет. И указывает перчаткой на восток: домой, домой едем. А сам после достаёт лекарство, флягу и запивает таблетку.
– Тебе точно врач не нужен?
Нет, врач ему не нужен, он хочет быстрее оказаться дома.
– Держи обороты, Вася! – кричит Аким радисту. – Нужно до Камней дойти, пока не стемнело!
Ряжкин кивает: есть держать обороты.
***
Как и предполагал Денис Калмыков, к длинным мостушкам своей родной Болотной они подошли, едва успев до полночи. Но всё равно народ на берегу был. Были рыбари, что только пришли из болота, выгружали улов, а были и те, что пришли готовить лодки, чтобы до рассвета в болото уйти, проверять вентеря для рыбы и садки для улиток.
– Здорово, казаки! – кричит им урядник Веселенко из второй роты. Сам заядлый рыбак, один из лучших в станице, как и Саблин. Он стоит под фонарём на мостушке и смотрит на подходящую лодку. – Аким, ты там?
– Я, – откликается Саблин, чуть оттянув респиратор. – Здорово, Иван.
– А я тебя по мотору узнаю, – продолжает Веселенко. – Ну, похвастай, что взяли? Или что это у вас там? – он, видно, разглядел в лодке ящики. – Вы не рыбачили, что ли?
– Нет, по делам ходили, – нехотя откликается Аким.
И так как теперь лодка вся оказалась в свете фонаря, рыбак и разглядел в ней всё, а там ещё и большие ящики с бронёй.
– А, так вы с бронёй… Видно, хорошие у вас дела, – говорит Веселенко. А тут к нему ещё кто-то из станичных подходит. И они оба с Веселенко разглядывают проходящую мимо мостушек на малых оборотах лодку.
«Ну, всё… Вся станица уже знает про наш рейд».
Это так неприятно, он понимает, что его теперь измучают вопросами, и не ошибается.
– А что за дела-то у вас, казаки, воевали где? – спрашивает второй казак, которого в темноте и в костюме химзащиты Аким никак не угадает.
– Да нигде мы не воевали, – врёт ему Ряжкин, он понимает настроение прапорщика и подыгрывает ему. – На всякий случай брали, ходили мы на Надым, за улиткой. Только зря прокатались, ничего почти не собрали, ёрш всю пожрал…
– А-а, – понимают любопытные казаки. Они согласны, сейчас как раз сезон на улитку. Ну и что, что люди ходят за нею за тридевять земель, люди ж опытные – знают, что делают.
Эх, не так всё должно было быть. Впрочем, Аким давно привык к тому, что многие станичники интересуются его уловами. И тогда, чтобы не маячить перед рыбаками на берегу, он решил:
– Вася, Денис, я вас тут высажу, а сам к себе пойду, лодку до утра к своему участку отгоню. Там постоит.
– Ты сам-то управишься? – на всякий случай интересуется Калмыков, вспоминая, что Аким вроде ещё не совсем здоров.
Это почему-то раздражает прапорщика, но он сдерживается, чтобы не ответить товарищу резко, и говорит:
– Управлюсь, управлюсь.
Тут лодка уже доходит до свободного у пирса места и, тихонечко ткнувшись в него, останавливается:
– Приехали, – заканчивает Саблин. – Выгружайтесь.
Оставив товарищей на пристани с вещами, побитым оборудованием и бронёй, он отчаливает и, пока не начало светать, идёт на самых малых оборотах к своему участку.
Казачьи хаты стоят вдоль берега метрах в ста, в ста пятидесяти от воды. У каждого дома фонарь. Каждый дом ему знаком. И хозяев он знает с детства. По домам он и ориентируется в темноте.
Здесь везде мелко, бывает и по колено, тут торопиться нельзя, иначе придётся вылезать из лодки и сталкивать её с мели, а можно и винт с валом о камень какой загубить. Так что Аким держит обороты самые малые.
