– В том, что языком много треплешь. Или забыл, что во многоглаголании несть спасения? Помнится, при мне отец Климент тебе об этом говорил. И не раз.
Юноша покорно кивнул.
– Грешен, ибо слаб и немощен духом, – сказал он виноватым тоном. И добавил в своё оправдание: – Но ведь сказано: кто сам без греха, тот пусть первым бросит камень.
– А ты не так прост, как я погляжу, только притворяешься, – усмехнулась Карина. – Ну да ладно, не бойся, не скажу я ничего отцу Клименту. Пусть это будет наша с тобой тайна, которая скрепит крепкими узами наш нерушимый союз.
Юноша смотрел на неё не понимающими глазами. Но всё-таки пожал протянутую ему руку, тем самым подписывая негласный договор, сути которого он так и не понял. Он чувствовал, что делает что-то не то, но не мог облечь свои чувства в мысли, а потому промолчал и предпочёл смирение протесту. Так ему было проще и привычнее. Он всегда поступал так в разговорах с отцом Климентом, не смея ему противоречить и высказывать своё мнение. И можно было бы сказать, что если отец Климент был ему духовным отцом, то сейчас Карина, пусть и против его воли, стала ему духовной матерью.
Но так далеко юноша в своих размышлениях не дошёл, да и не мог бы дойти в силу скудоумия, явственно наложившего печать на его лицо. Зато всё это хорошо понимала Карина. И собиралась в дальнейшем использовать в своих интересах. Ей был нужен помощник в делах, которые привели её в Кулички. И она была рада, что уже на первых шагах обзавелась им. Её не смущало даже то, что Владимир был немного глуповат. Для её целей это было даже лучше. Он будет покорно исполнять то, что она велит, не пытаясь вникнуть в суть или понять последствия своих действий. И, во всяком случае, будет её глазами и ушами в посёлке, жители которого всегда насторожённо относились к чужакам и сторонились пришлых людей, ставя между ними и собой невидимый, но непреодолимый барьер.
Поэтому Карина, кивнув на колокол, настойчиво спросила:
– С отцом Климентом всё ясно, а что об этом говорит народ в Куличках?
Перед тем как ответить, Владимир опять горестно вздохнул.
– Осуждают. Мол, если бы не языческий колокол, то не случилось бы и божьего проклятия. И ничего бы не произошло.
– По их логике, тогда и война бы не началась, – съязвила Карина, обидевшись за родственника, которым стал для неё волхв Велеса после того, как сочетался браком с её сестрой. – Всему виной колокол, подаренный язычником православному храму в Куличках. Куда как умно!
И она поразилась:
– Неужели отец Климент всё это молча терпит?
– А что ему ещё остаётся? – удивился юноша. – Ведь говорят же, что глас народа – глас божий.
– Врут безбожно! – уверенно заявила молодая женщина. – Не узнаю я отца Климента. Видно, стар уже стал. Пора ему уступить своё место молодому настоятелю.
– Это кому же? – искренне удивился юноша.
– Например, тебе, – усмехнулась Карина. – Или откажешься?
Юноша густо покраснел. В его душе явно боролись гордыня и лояльность к отцу Клименту. Но, как это чаще всего и бывает, змей-искуситель победил.
– Только мечтать могу о том, чтобы стать настоятелем церкви святых мучеников Феодора Варяга и сына его Иоанна, почитаемых Русской Православной Церковью в сонме святых первыми мучениками за святую православную веру в Русской земле.
Сказав это, юноша признался:
– Но не вижу к тому возможности.
– И напрасно, – поощрила его обольстительной улыбкой молодая женщина. – Ведь не напрасно же тебе при рождении дали такое славное имя.
