Неизвестно, чем бы разрешились сомнения русалки, но неожиданно за её спиной раздался истошный петушиный крик, приветствующий рассвет. В тот же миг луна скрылась за внезапно набежавшим облаком, и серебристая дорожка пропала. Нине Осиповне стало зябко, до мурашек на коже, и она соскользнула с камня в воду, которая с тихим плеском сомкнулась над её головой…
Очнувшись на этот раз от крика петуха за окном, Нина Осиповна уже не пыталась снова заснуть. Измученная своими снами не меньше, чем бессонницей, она встала с кровати, терзаемая сильной головной болью. Помимо этого, Нина Осиповна ощущала тоскливое беспокойство, словно с ней в этот день должно было случиться что-то очень неприятное, и она заранее знала об этом. Это было крайне неприятное предчувствие. И на работу этим утром она пошла скорее из-за того, чтобы неведомая беда не случилась с ней дома, чем из чувства долга.
В конце концов, думала Нина Осиповна, часто семеня своими маленькими ножками по пыльной улочке, то плохое, что может случиться в рабочем кабинете, будет менее разрушительным для её тела и болезненным для её души, чем домашние неприятности.
Разумеется, это была чисто женская логика. Мысль о том, что нельзя обмануть судьбу, почему-то не приходила ей в голову. И в этом не было ничего удивительного. Нина Осиповна была настоящей женщиной, преданной женой и любящей матерью, в этом не могли бы усомниться даже её враги, если бы они у неё нашлись в Куличках. А, следовательно, другой логики у неё и быть не могло.
Тем более что правоту её размышлений подтверждал жизненный опыт. В их истинности Нина Осиповна со всей очевидностью убедилась за долгие годы своего служения людям, как она сама это называла, которое почти каждый день отрывало её от семьи и принуждало, опять-таки по её словам, к каторжному труду на благо жителей Куличков. Исключением бывали разве только суббота и воскресенье, но и тогда если не она шла к людям, то они к ней, ничуть не сомневаясь в своём праве зайти к Нине Осиповне по-соседски, чтобы обсудить насущные проблемы. В посёлке все знали друг друга, и двери каждого дома были гостеприимно открыты для любого, кто пожелал бы в них войти. Конечно, это правило не распространялось на приезжих, которых исконные местные жители считали представителями чуждого для них мира, и так же дружно сторонились, как привечали соседей. Причём это не было осознанной враждой. Скорее, это можно было назвать инстинктом самосохранения, который в своё время помог Куличкам, несмотря на катаклизмы, потрясающие страну и общество, выстоять и сохранить многовековые традиции, обычаи и даже привычки.
Для Куличков Нина Осиповна была своей, плоть от плоти. Поэтому местные жители заходили в её кабинет запросто, зачастую забывая даже постучать в дверь. Она не сердилась на это, только иногда хмурилась, когда гость был уж слишком бесцеремонен и навязчив, а цель его визита не стоила выеденного яйца, о чём Нина Осиповна была прекрасно осведомлена заранее. Но её раздражение длилось недолго и выглядело скорее комично, чем страшно. Знала же Нина Осиповна обо всём, что случалось в посёлке, благодаря «сарафанному радио», которое в Куличках заменяло и телевидение, и газеты, и прочие современные средства массовой информации. Здесь все новости передавались от одного к другому непосредственно самими людьми, и распространялись они со скоростью, только на самую малость уступающей скорости звука.
