– Что за вопрос? Конечно. На скидку можешь всегда рассчитывать.
– Ну и отлично. Кстати, насчёт девочек, – Кричевская стряхнула крошки с груди, – Настя моя сбежала.
– Как сбежала?
– Куда?
– С мерзавцем и негодяем! Бросила нас с отцом, как будто мы звери какие. – Кричевская вскинула голову, чтобы удержать рвущиеся из глаз слёзы.
– Как всё вышло? – спросила Анна Семёновна.
– Да вот так… как всегда… несчастье не предупреждает о своём приходе. – Валентина Семёновна сквозь слёзы попыталась улыбнуться сестре.
– Может ещё всё образуется?
– Надеюсь. Мы с Мишей держимся. Такой удар… Какой пример и стресс для Снежаны в её то переходном возрасте. Как мы всё это перенесём, я не знаю. – Кричевская раскладывала платочек на коленях, потом смахивала им слезу и вновь раскладывала.
Анна Семёновна порывалась помочь, но не знала чем.
– Аня… – замялась Кричевская. – Помнишь, ты мне обещала занять немножко деньжат?
– Да, да конечно. Пойдём ко мне.
Жанна ещё убирала со стола, когда сёстры вернулись.
– Ой, наелась до отвала, насиделась. Большое спасибо за чай, пирог, – стала раскланиваться Валентина Семёновна.
Жанна отметила про себя с улыбкой, как оживилась тётя, получив деньги. Бедная Настя, подумала она о двоюродной сестре. О том, что у Кричевской характер домашнего тирана знали все.
Проводив сестру, Анна Семёновна поднялась наверх и заглянула в спальню. Муж дремал в кресле, уронив журнал на колени. Прикрыв дверь, она спустилась вниз. Жанна ушла к себе. Анна Семёновна включила телевизор и взяла вязание.
Вот уже третий год как она с мужем и дочерью вернулась в родной город, но чувствовала себя здесь чужой. Она не могла привыкнуть и обжиться в огромной новой квартире. Анну Семёновну пугала и раздражала суета мегаполиса. После тринадцати лет разлуки она вновь привыкала к городу, но с трудом. Вокруг всё резко изменилось и в стране, и в её жизни. Она с тоской вспоминала север: тихой и спокойной жизни, как там, больше никогда не будет.
В спальне тускло горел ночник. Кричевская, лёжа на кровати, смотрела в потолок. Занимая деньги у сестры, в последнее время она их никогда не возвращала, та и не спрашивала. Не обеднеют от тех грошей, что она мне суёт, думала Валентина Семёновна. После каждого посещения Вяземских она возвращалась сама не своя, нервная, опустошённая. А перед глазами ещё долго стояла вяземская упакованная квартира. Валентина Семёновна помнила и видела перед собой всю ту мелочь и не мелочь, что попадались ей там: будь то фарфоровая чашка из сервиза, дорогая лампа, новая бульоница, ваза с цветами или посудомоечная машина. Валентина Семёновна тяжело вздохнула, и слёзы ринулись из глаз: «Господи, как же тяжело и душно… сил моих больше нет».
Временами она фантазировала о том, как бы сложилась её жизнь – не стань Вяземского. «А что? Он далеко не мальчик и с больным сердцем. Пьёт всё время сердечные пилюли. Сегодня он был бодрячком, но надолго ли… Инфаркт штука непредсказуемая – бац и амба! Анька с Жанной останутся одни, но с такими деньжищами. Конечно же, им потребуется советчик и помощник и не с улицы, а свой родной человек. Правда этот Линёв…» – Валентина Семёновна поморщилась, вспомнив о правой руке Вяземского.
В комнату тенью вошёл Михаил Юрьевич.
–Ты представляешь, ресторан собираются открывать, – вымолвила Валентина Семёновна утробным голосом. – Жанночка там будет хозяйкой…
– Аж, целый ресторан? Ничего себе! Видно дела идут в гору.
