Когда проходящий мимо рослый гоблин толкал его или отшвыривал с дороги, когда более сильные шпыняли, просто показывая свое превосходство, Дилан понимал, каково было Тайлеру от выходок старшего брата. И теперь в душе мальчика рождался страх от понимания: а ведь его брат и правда был болен. Как он теперь? Справится ли мама? И сознание подкидывало ответ, болезненный в своей правдивости. Без него в семье будет гораздо лучше и спокойнее.
Дилан начал вести календарь. На отвалившейся ножке стула он каждое утро делал зарубки заточенным куском чего-то железного. Импровизированные нож и календарь он прятал в старую кастрюлю, вместе с удочкой и более-менее чистыми лоскутками разных тканей (на случай перевязки). Саму кастрюлю закапывал подальше в мусорный массив пещеры в надежде, что любопытные соседи не найдут. Все эти действия помогали немного смириться с незавидной участью гоблина и не запутаться во времени.
День за днем мальчик привыкал к своему новому облику, хотя это было и нелегко. Ему и раньше непросто было передвигаться по мусорным завалам, а сейчас, когда ноги превратились в лапки с копытцами, падения его участились, синяков и ссадин стало больше. Мешал и хвост – длинный, голый, с серым пучком шерсти на конце. Не сразу мальчик научился подбирать мелкие предметы – мешали широкие наросты на месте ногтей. Зато ими удобно было царапаться.
Труднее всего было с лицом. Вернее, теперь уже с мордочкой: пятачок и рожки, удлинившиеся и заострившиеся уши и… Две пары клыков, выступающих из нижней челюсти, и пара из верхней – голос из-за них стал более глухим, часть звуков словно застревали между зубов. Пришлось привыкать ко всему.
Все чаще Дилан видел во сне родных, тянулся к ним и просыпался со следами слез на мордочке. Хотелось, чтобы хоть кто-то его пожалел, пригрел и приласкал. Накормил.
С едой тоже было сложно: одними змейками не наешься, и мальчик пробовал ловить местную живность. Правда, дальше мелких мышек и пары ящерок не ушло, поэтому все чаще и чаще его живот возмущенно урчал и завывал, привлекая ненужное внимание.
Траву, которая начала пробиваться из земли, он есть не рисковал. Неизвестно, ядовита она или нет, пригодна ли вообще в пищу. Про пищу гоблинов он старался даже не думать.
На исходе третьей недели со дня похищения Дилан был уверен, что положение его хуже некуда, и даже во время побегов из дома (не особо-то и долгих, на самом деле, только, чтобы мама поволновалась) было лучше. Но судьба наглядно показала ему, что худшее было впереди.
Все началось с новеньких.
Два мальчика и девочка, которых вытащили из шкафа с разницей в пару часов. О том, что готовится похищение, Дилан услышал за несколько дней до самого события. Речь обитателей свалки была рывистой, часто переходящей на крики, вопли и визг, но понимал он их все лучше. Привыкал.
В первый момент маленький гоблин не придал новости особого значения. Ну, похитят новичков, да и ладно. Не его это проблема. Ему бы выжить, еды найти. Тем более что детишки-то сами виноваты, как и он… Тут Дилан замер, вспомнив, каким был и что теперь с ним стало. Выходило, что пока он не сильно изменился к лучшему. Все такой же гоблин в душе: злобный эгоист.
За сутки до похищения он уже знал: надо предупредить новеньких о той опасности, что несет в себе еда, которой гоблины так щедро делились с людьми.
Он нашел себе наблюдательный пункт – среди завалов мусора на вершине холма, откуда прекрасно было видно и шкаф, и гоблинов. По плану он хотел дождаться, когда вновьприбывшие соберутся вместе, попробуют найти себе место для ночлега, и тогда поговорить. Но судьба сложилась иначе.
