Год беспощадного солнца - страница 3

– Кто так сказал?

– Ньютон.

– А откуда он это взял? Перещупал все тела во Вселенной?

Волкодавский молча уставился на Мышкина.

– Откуда? – повторил Мышкин. – Откуда он взял эту чушь?

Волкодавский сочувственно покачал головой.

– Ты, видно, в школу не ходил. Все знают: яблоко…

– Ах, яблоко! – перебил Мышкин. – Яблоко по башке!

– Не веришь?

Мышкин плюнул за борт бассейна и взял бутыль двумя руками. Сделав неудачный глоток, закашлялся.

– Верю… Но где оно его лупануло? В Англии, планета Земля. А в Альфе Центавра какие яблоки растут? И если растут, как падают? Сверху вниз или снизу вверх? Он был там, твой Исаак, в системе Альфы Центавра или хотя бы Проксимы? Проверил на практике?

– Единство Вселенной… – неуверенно начал Волкодавский.

Мышкин и слушать не стал.

– Единство Вселенной, по твоему же собственному утверждению, еще проверять надо. Практикой. Тут и за миллиард лет не управиться. Так и о смерти… – уже примирительнее добавил он.

Волкодавский молча осушил свой наперсток.

– Вижу, ты задумался, друг мой. Следовательно, есть у тебя чем думать и о чём, – великодушно отметил Мышкин. – Так и быть, слушай старинную японскую притчу. Рассказал мне ее интересный человек – настоятель монастыря на острове Коневец владыка Назарий.

– Люблю японские притчи, – оживился Волкодавский.

– Внук спрашивает: «Что такое смерть?» Дедушка отвечает: – «Как-то захотели три бабочки узнать, что такое огонь. Одна подлетела к горящей свече, почувствовала жар, испугалась и вернулась. Она ничего не узнала. Другая подлетела ближе, опалила крылья и в ужасе убежала, то есть, улетела. Тоже ничего не выяснила. Третья влетела прямо в пламя и… сгорела! Она узнала, что такое огонь. Но, увы, никому об этом уже не расскажет. Так и о смерти: тот, кто знает, рассказать не может».

– Боишься смерти? – тихо спросил Волкодавский.

– Смерти?.. – задумался Мышкин. – Наверное, все-таки не боюсь. А, может, и боюсь… Вот тебе еще притча, точнее, максима. От древнего грека, от философа Плотина. В свое время он сильно возмущался, почему люди решили, что смерть есть абсолютное зло и несчастье. Откуда они это взяли? Так может утверждать только тот, что проверил дело на практике, – точно, как ты требуешь, Клоподавский. Может, смерть, наоборот, – великое счастье? Не зря Бог посчитал, что самое страшное наказание Каину за убийство брата – бессмертие. В его случае именно бессмертие есть абсолютное зло. Я не смерти боюсь, Клоподавский, а боли. Хочется помереть мгновенно. Лучше всего во сне.

Волкодавский вздохнул.

– Так моя бабка умерла – во сне, – сказал он. – Смерть праведника.

– Завидуешь?

– Что за ерунда! – испугался Волкодавский. – Ведь я еще живой! Да и ты, наверное.

– Я больше, чем живой, – заявил Мышкин. – Несмотря на всю мерзость вокруг, все-таки, ты прав: мне лично грех жаловаться. Работа есть, наука движется. Одно мне нужно: чтоб никто не лез в мою жизнь и ко мне не прикасался. Я долго строил себе подводную лодку. И, в отличие от Робинзона Крузо, смог столкнуть ее с места. Мне уютно, спокойно, а все, что за бортом, меня, по большому счету, не касается. Честно говорю. Поэтому – лапы прочь от Мышкина!..

Над железнодорожной платформой дачного поселка Сосново так же, как и над всей Вселенной, висела тишина и давила тяжестью своей на маленькую планету Земля. В ушах стоял тонкий звон. От оплывающего битума поднимались тяжелые испарения, воздух колыхался горячими прозрачными волнами и наводил тоску. Безоблачное, но серое небо, кое-где с розовыми пятнами над горизонтом – вокруг города второй месяц пылали торфяные пожары. Их уже давно никто не тушил, и даже прессе надоело твердить о них каждый день. «Пик солнечной активности, как и обещалось… – тоскливо отметил Мышкин. – С ума сходят и люди, и природа. Ужо она покажет нам мать известного Кузьмы за все издевательства… Болота сохнут, половину лесов вырубили, вон в Архангельской области вообще все оголили капиталисты хреновы, оттого и горит все так страшно».