Вторая Жаклин Биссет сидела на ободранной деревянной скамейке в самом центре карельского перешейка. Ее терзали обычные сосновские комары. Не отрываясь от книги, она убивала сразу одного-двух точным движением ослепительно красивой руки.
Мышкин собрался с духом. «Может, это последний шанс в моей жизни».
– Вы даже себе не представляете, как я люблю вишни! – подойдя ближе, загадочным тоном сообщил он.
Девушка подняла на него глаза, но не ответила.
– Очень люблю вишни, – напомнил Дмитрий Евграфович уже не так уверенно.
Девушка продолжала молча его рассматривать. Наконец произнесла:
– Кажется, вы что-то перепутали. Рынок на другой стороне площади.
– Ваши губы похожи на спелые вишни! – убежденно заявил Дмитрий Евграфович.
Она чуть заметно пожала плечами и вернулась к своей книге.
– Помните «Тиля Уленшпигеля»? – схватился он за последнюю соломинку: в книге Шарля де Костера герой после фразы о спелых вишнях сразу целовал девушку.
– Стало быть, вы Тиль Уленшпигель? – усмехнулась девушка. – Самовнушение вещь небезопасная. Иных оно приводит прямо в сумасшедший дом.
Мышкин растерялся. Такое с ним произошло впервые. При том, что тактика знакомства с девушками на улице у него была отточена до совершенства.
Неожиданно выручил вокзальный репродуктор. Над вокзалом раздался гнусавый жестяный голос:
– Внимание, граждане… тьфу, чтоб вас черт побрал! – господа пассажиры! Внеочередной электропоезд «Сосново-Петербург» прибывает на первую платформу. Время стоянки одна минута. Повторяю: внеочередной…
Девушка вошла в тот же вагон, но с другого конца. Она села недалеко от тамбура, спиной к движению, лицом к Мышкину, и снова открыла книгу. Кроме них, никого не было.
Мышкин осторожно просунул голову в открытое окно и подставил лицо горячему ветру. Рядом с поездом бежало коричневое косматое солнце, оно с трудом пробивалось сквозь дымную завесу. Все хорошо. Он успевает.
Но почему-то снова почувствовал легкий укол тревоги.
Все вокруг оставалось прежним. Он глянул назад. Из третьего вагона вылетело сверкающее облако осколков и рассыпалось по земле. И сразу же из окна вывалился человек. За секунду до падения он взмахнул руками, словно пытался взлететь, и врезался спиной поперек рельсов соседней ветки. Мышкину даже показалось, что сквозь грохот поезда он услышал, как затрещали раздробленные кости.
«Череп, конечно, вдребезги, – механически отметил Мышкин. – Шпалы-то бетонные».
Он отшатнулся от окна и с тревогой глянул на девушку. Та медленно перевернула страницу, прочла несколько строк, потом посмотрела в окно и задумалась. Она, конечно, снова почувствовала его взгляд, потому что коротко, будто озябла, передернула плечами, мельком глянула на Мышкина и снова открыла книгу. В тот же момент с треском отлетела сторону тамбурная дверь.
В вагон вошли трое. Один – в камуфляжных заношенных штанах и в черной майке, руки до плеч – в густом черно-красном узоре татуировки. Другой – в спортивных штанах и голый по пояс. Третьего Мышкин разглядеть не успел, отметил только на его голове солдатскую тропическую панаму-афганку. Страх, разлившийся в груди, безошибочно подсказал: именно они только что выбросили на рельсы человека.
Они остановились, глянули на длинного очкарика у окна и тут же о нем забыли. Потом уставились на девушку. Переглянулись и двинулись к ней одинаково странной походкой – по-собачьи выпятив наружу зады и выгнув спины. Причем, ноги и колени двигались в одну сторону, зады – в другую.
