Год брачных союзов - страница 17

Труда ехидно поджала губы и наморщила носик.

– Нет, Дикта, из этого я уже выросла. Но если ты полагаешь, что я нахожусь под влиянием того, что читаю, то ты ошибаешься. Я просто считаю, что если два любящих друг друга человека не могут быть вместе, им до́лжно покинуть край земной скорби. Иначе и быть не может.

– Как это жестоко, мисс Труда! – воскликнула потрясенная англичанка. – Вы же это не серьезно?

– Вполне, – кивнула Труда. – Любовь – наидрагоценнейший дар, если у человека его отнимают, жить незачем. В этом я совершенно убеждена. Вы обе, что ли, еще не любили?

– А ты? – спросила Бенедикта в ответ.

– Ясное дело, – сказала Трудхен. – В пансионе у нас был учитель рисования, мужчина невероятной красоты. Мы все в него влюбились. Он был будто бог или Ахиллес, особенно в этом костюме в полоску, который так ему шел. Его звали герр Гермес. Когда герр Гермес уделял одной из нас больше внимания, все остальные ревновали.

Бенедикта сложила руки на коленях, переплела пальцы и смотрела на умную Труду большими глазами. Вокруг нее громоздились цветы и травы, так что казалось, будто девушка сидит в гнезде. В ее косах застряли маргаритки, разлетающиеся во все стороны всякий раз, как Дикта резко встряхивала головой.

– Никак не могу понять, Трудель, – заявила она, – как можно влюбиться в учителя рисования. Я бы точно не смогла. В какого-нибудь отважного героя, в великого человека, да! Но, думаю, я совсем не влюбчивая, нет.

Девушка тихонько вздохнула и снова взяла в руки цветы, чтобы наконец закончить букет. Труда опять принялась болтать, рассказывая всякую милую ерунду, выдуманную, прочитанную и застрявшую в ее глупой головке. При этом она почти ничего не делала, а только играла с цветами и плела браслет из травы, вместо того чтобы помогать подругам. Это разозлило Бенедикту.

– Трудхен, если ты так и будешь сидеть, то я скажу Максу, что букет мы составили без тебя, – пригрозила она.

Труда испугалась. Ее воображение уже нарисовало картину возвращения Макса, в которой она ему нравилась. Исполни Бенедикта сказанное, первое впечатление было бы испорчено. Девушка тут же принялась за работу.

– Баронесса! Баронесса! Баронесса! – разнесся по парку звонкий мужской голос.

– Боже! – воскликнула Бенедикта. – Это граф Брада! Откуда он только взялся? Девочки, если он снова будет нас дразнить, мы ему спуска не дадим! Бог его знает, что он там себе думает. Я ему с удовольствием разок нагрублю.

– Баронесса Бене-Бене-Бенедикта! – вновь закричал мужчина.

– Что? Бене-Бене? – нахмурилась Бенедикта. – Да это просто бесстыдство, так коверкать мое имя!

– Ты должна отозваться, – напомнила Труда.

– Отзовусь, – она сложила руки рупором у рта и срывающимся голосом прокричала: – Граф Ква-ква-ква-квада!

– Приветствую! Вот вы где, всемилостивая! – Молодой гусар раздвинул ветви плакучей ивы и нырнул в зеленую тень. – Три фиалки на лугу. – Он поклонился. – Кто из вас, дамы, так замечательно квакает? – спросил мужчина, обращаясь в первую очередь к Бенедикте.

– Квакает? – удивилась та. – Это, верно, лягушка. Мне показалось, будто кто-то ревел.

– Это мой мощный голос, – улыбнулся граф. – Но я кричал только ваше имя, намеренно растягивая слоги, чтобы в полной мере раскрыть его красоту. Между прочим, я явился к вам как посланник. Достопочтенная фрау мама желает, чтобы дамы как можно скорее вернулись домой, поскольку в любую минуту может явиться герр брат.