Неуместно и некстати в соседней комнате придирчиво захныкал ребенок. Говоря откровенно, по своим внутренним убеждениям, Колыванов бездетные браки не признавал и даже больше – решительно отрицал, категорически отвергал. Он был уверен, даже убеждён, что без детей священные узы брака не имеют законной силы. Повлиять на его убеждения или хотя бы их поколебать, видит небо, никому до сих пор не удалось. Тем более, что народ – какие сомнения! – целиком и полностью был на его стороне: дети не в тягость, а в радость, деточек родить – не веточки ломить, детей завести – радость в дом принести.
К чести шофера, убеждений своих Колыванов никогда не скрывал, а, напротив, с вызывающей откровенностью высказывал прилюдно в доступной и популярной форме. Кто бы что ни говорил, но если честно, ни одна женщина, пусть даже привлекательная внешне и содержательная внутри, не могла рассчитывать на брак с Колывановым, возражай она против высокой рождаемости.
Разумеется, Василий любил детей – как иначе? – но главная причина крылась в неутешительных демографических показателях. Бедственное положение в стране с рождаемостью постоянно угнетало Колыванова, официальная статистика производила удручающее впечатление, поражала до основания души и глубже. И если смотреть правде в глаза, Колыванова терзали угрызения совести. А если совсем начистоту, в безрадостном положении с рождаемостью в стране он самокритично винил и упрекал лично себя. Вроде бы мог спасти великую страну, но упустил реальную возможность.
Когда в родном отечестве обнаружилась недостача в детях, Колыванов к тому времени своих еще не завёл. И не собирался в скором времени по причине тяжелых условий существования, а кроме того, по неустройству быта и отсутствию жизненных перспектив. Уяснив личную вину и ответственность, шофер вдруг осознал, что собственноручно усугубляет общую картину – сам, своими руками, а если начистоту, то не только руками.
Нет нужды повторять, как Василий мучился и страдал. Можно было, конечно, проявить равнодушие и переждать в стороне – ничего, мол, не знаю, моя хата с краю. Но Василий не привык малодушно прятаться за чужими спинами и трусливо отсиживаться в кустах. Не привык и привыкать не собирался. Как человек позитивный и положительный впредь игнорировать общую беду Колыванов, разумеется, не мог. Отмучившись и отстрадав морально, надо было срочно вмешаться в практическом смысле. Говоря проще, следовало незамедлительно принять конкретные и неотложные меры, чтобы реально спасти страну.
Впрочем, не будем прятать голову в песок и пускать пыль в глаза. Внутренний голос упрямо подсказывал, что без Василия стране не обойтись. Со своей стороны, и шофёр готов был подставить России плечо. Да не только плечо, но и другие органы тела. По умственному развитию, а кроме того, как гражданин и патриот, Колыванов всегда занимал передовые рубежи. Другими словами, он в любой момент во всеоружии готов был выйти на линию огня, чтобы грудью закрыть амбразуру. И не только грудью!
Отдадим шофёру должное. Без посторонней помощи и поддержки, в одиночку, независимо от погоды и направления ветра, а нередко еще и в условиях ограниченной видимости, он своими силами коренным образом изменил в стране демографию. На практике это означало, что при его непосредственном участии в любимом отечестве значительно повысилась рождаемость – ах, кто бы сомневался, на что готов истинный патриот!
