Он в ответ показывает картинку. Ему нужна рыба Глаа, которая живет глубоко под водой, в Ирийской впадине, в кромешной мгле. Лев слишком стар, чтобы совершить свое путешествие. Он согласен на обмен.
Я мог настоять на своем, но не стал. Это не сделало бы меня счастливым, и я согласился на его условия. Потому что никогда не нарушал принцип свободы воли.
Даже животные имели на нее право.
Послал ему мысль «я согласен».
Морской лев обратно вернул мне короткий фильм, запись памяти с видами впадины и маршрутом к ней. Он был там однажды в молодости, много лет назад, когда путешествовал со своей подругой.
Картинка была исчерпывающей, и я уже знал нужные координаты и мгновенно переместился туда, и завис над бушующим океаном.
Закрыл глаза и стал погружаться в бездну.
Волнение постепенно прекратилось… Мне не требуется воздух, и я не дышу.
На глубине открыл глаза, было очень темно, чернота. Я расширил глаза и посмотрел вокруг истинным зрением.
Чернота вокруг меня рассеялась, и я увидел, что окружен рыбами Глаа.
Тысячами рыб.
Они словно знали, что я приду.
Наш разговор не задался с первой секунды.
Я обратился к ним как к разумным. Послал историю девочки, историю льва.
Отвергнуто. «Не наше дело».
Прошу снова.
Они не хотят, а я не хочу возвращаться ни с чем. Прошу снова и снова. Я не могу вернуться просто так… Накладываю на стаю намерение: «одна из вас пойдет со мной». Показываю будущее. Показываю, что это произойдет в любом случае.
Рыбы возражают, обнажая острые зубы.
Я им надоел.
Они развернулись уже, чтобы уплыть, но остановились.
– Я пойду, – выплыла вперед молодая рыба. – Потом просто приму рождение снова.
И представилась:
– Кэн… И вот мое условие.
Он послал мне не просто запись памяти, а запись своей мечты.
Потрясенный увиденным, я смотрел на него.
Рыбы Глаа были не просто разумными. Они были разумными второго порядка… Они могли мечтать.
Я снял куртку, и обернул Кэна, чтобы он не выскользнул у меня из рук на высоте. Прижал его к груди. И мы начали медленный подъем на поверхность, перепад давления был слишком велик.
Остановился на небольшой глубине, недалеко от бушующих волн.
Предполагая, что ему будет мучительно дышать разреженным воздухом, положил руку на его голову, чтобы погрузить в сон и разбудить наверху.
Но Кэн возразил.
– Не сейчас, – сказал он, – когда закрою глаза.
Я кивнул, прижал его к груди и взлетел над бушующим океаном сквозь метель.
На пяти километрах облака начали редеть.
Мне следовало торопиться, дорога была каждая секунда. Я сместился к магическому уровню реальности сильнее чем обычно, здесь время текло медленнее, давая Кэну возможность насладиться красотой заката, подсвеченными холмами облаков, полетом и ветром.
Я ощущал его эмоцию. Это был не страх – восторг.
Кэн закрыл глаза:
– Сейчас.
Я положил руку ему на голову и погрузил в сон.
Мне казалось, что сознание Кэна отделилось от него, и какое-то время мы вместе летели под небесами, совсем рядом.
А потом это ощущение исчезло.
«Он поднялся чуть выше и сел там», – подумал я.
И оборвал полет.
Теперь мы падали с высоты, пронзив снежные облака, к бушующему серому океану. Я крепко прижал куртку с Кэном к рубашке.
Перед самой землей затормозил и медленно вошел в грот. В пещере оказалось светло, стены поросли люминесцентным мхом, который давал ровное желтое освещение.
Я развернул куртку и положил вместе с ней тело на плоский камень у светящейся стены, как на алтарь.
