С благодарностью склонился я перед Ланиакеей.
– Истинно каждое твоё слово, сестра моя. Но как же мне быть? Я не обладаю столь великим могуществом, что позволяет сотворить жизнь. Не могу и стать самой жизнью. Чтобы попасть во тьму Войда, я должен умереть, но, право, это совершенно невозможно.
– Возможно, – раздался ехидный голос за моей спиной.
– Уроборос! – воскликнул я. – Ты знаешь решение? Поскорее же поведай мне его! Поделись своей мудростью!
Пернатый змей расхохотался и взмахнул крыльями, покрепче стиснув моё тело.
– Невелика мудрость. Проще говоря – откровенная банальщина, друг Фонон. Чтобы стать живым и умереть в итоге, для начала тебе необходимо родиться.
– Родиться… – эхом повторил я.
– Да. Родиться человеком от человека. Я знаю, что ты вхож в сознание лишь к тем, кто достаточно зрел, чтобы принять тебя.
– Это справедливый и честный путь, – заметил я. – Человек разумный слышит мой голос впервые в возрасте десяти лет.
– Что ж. Тогда позволь мне предложить тебе путь бесчестный, – осклабился змей. – Войди в плод в утробе и будь рождён. Это дитя никогда не сможет осознать себя. Его тело будет безраздельно твоим, полностью подчинённым тебе. Ты в полной мере ощутишь жизнь. Вы будете одним целым в жизни, останетесь им и после смерти.
– Какое коварство! – воскликнул Аттрактор. – Чего еще ожидать от ёта! Забудь об этом, Фонон. Не слушай его!
– Ты лишишь этого человека жизни, – обратилась ко мне Ланиакея, – лишишь его радости бытия и таинства смерти. И даже очутившись в руках Войда, он не осознает, что жил – настолько примитивным будет его неразвитое сознание.
– Но он не осознает и того, что был использован, – ехидно прошипел пернатый змей. – Так какая ему разница? Сколько таких встречается Войду? В родах умирают миллионы – одним больше, одним меньше…
Он вновь расхохотался, но подавился дерьмом и закашлялся.
– Нет, уроборос, – ответил я, покачав головой, – я не могу пойти на это.
– Что ж, – прошипел змей, положив голову мне на плечо, – в таком случае ты останешься в неведении до скончания времён. И любимые люди твои так и не узнают истину, не получат от тебя откровений и не смогут развиться до совершенства, о котором ты так мечтаешь, друг Фонон.
Он сунул в пасть кончик своего хвоста и принялся испивать оттуда поток нечистот, который нескончаемо сочился из его тела.
– Верное решение, – заметил Аттрактор, – лучше вкуси дерьма, но не демонстрируй свою невежественность. Нет ничего более наивного, чем полагать, что откровения подвигнут человека разумного к эволюции.
– Пусть это наивно, – сказала Ланиакея, – но при этом милосердно, честно и справедливо по отношению к человеку. Откровение, знание истины не совершит никакого моментального превращения из ёта в праведника. Но эта правда даст многим надежду и принесет с собой утешение в сердца, раненные отчаянием и ненавистью.
– Либо принесет страх. Вызовет панику, диссонанс, раздор и упадок.
– Кто не ведает страха – не ищет пути, не ломает преграды. Пусть будет страх. Любая истина пугает. Страшит своей непреложностью. И страх перед нею понятен – он помогает осознать свою ответственность перед нашим миром.
– Неужели ты согласна с пернатым змеем? – изумился Аттрактор. – Я чувствую твою расположенность к его речам.
Ланиакея улыбнулась. Она обняла меня за плечи, и я прильнул к ней, окунувшись в облако искристой звёздной пыли.
– Я расположена к правде. Поскольку правдивы его слова, не могу не согласиться с ними. Однако также признаю и то, что решение, предложенное им, – противоречиво и вызвало у Фонона смешанные чувства. Действительно, познать материальную смерть возможно, лишь родившись человеком. Но сможет ли Фонон пойти на это – воплотиться в человеческом дитя, лишив его сознания? Он считает это убийством.
