Ночь. Наконец приходит с дежурства из госпиталя хозяйка. Обычно строгая и неразговорчивая, а тут улыбнулась собаке: «Молодец!» И, повернувшись к мамам: «Свой долг знает!» Потом табору: «Чтоб духу вашего здесь не было!»
Нас, полусонных, отправили спать.
Так поняла-почувствовала, что собаки – существа разумные. Позднее, из наблюдений за собственными собаками, кошками, кроликами, множеством других животных, уверилась – есть у них разум, юмор, понимание – что хорошо, что плохо. Разумеется, не такое, как у людей, но есть. И память, и привязанность. С тех пор научно-популярные книги – мое любимое чтение.
Другая таганрогская история сотворила со мной что-то особенное, неподвластное моему тогдашнему пониманию. И пробудила во мне страсть ко всякого рода писанию.
Хозяйский сад был настолько запущенным, что все там росло, как само того хотело. И сад стал нашим с Борькой владением. Мы туда убегали от Наташки и становились совершенными разбойниками.
Однажды Борьку за какую-то провинность оставили сидеть в доме. Я бродила по саду одна. И вдруг увидела за дырявым забором в глубине соседнего сада старуху.
– Иди-ка ко мне! – поманила она меня. Я оглянулась в поисках калитки.
– А ты в дырку лезь, – посоветовала старуха.
Я пролезла. Этот сад был еще запущеннее – весь зарос колючей малиной и ежевикой, подойти к старухе можно было только по едва заметной тропинке. Да и то, стараясь не запутаться в низких корявых ветках деревьев.
– Ты откуда приехала? – строго спросила старуха.
– Из Переславля-Залесского, – испуганно ответила я.
– А… – сразу смягчившись, старуха вынула из кармана фартука листы бумаги и желтый карандаш. – А вот тебе и молитва. – Она протянула мне сначала листок, исчерченный ровными строчками, а потом листы чистые и карандаш. – Вот перепиши эту молитву на все листы, потом порви их и раскидай по дворам хороших людей.
– Ага, – согласилась я и тут же спохватилась, – только писать я еще не умею.
– А ты перерисуй, – предложила старуха.
И пока я внимательно рассматривала то, что держала в руках, старуха исчезла.
Как сквозь землю провалилась, испугалась я. И, крепко зажав все бумаги, вылезла в ту же дыру в свой сад.
Догадываясь, что получу взбучку и за дыру, и за листы, я спрятала их в каком-то ящике на ножках, стоявшем в углу «нашего» сада. Но бумажки никак не выходили из головы.
Я стала прятаться от Борьки, бежала к ящику, доставала бумаги и старательно перерисовывала знаки на чистые листы. К тому времени уже догадалась, что это были буквы. Получались они почему-то разновеликими и не всегда влезали на один лист, приходилось чертить продолжение буквы на следующем. Через несколько дней буквы стали слушаться. И наконец, мне удалось весь текст (гораздо позже я узнала, что это так называется) уместить на одном листе. Я пошла к соседнему саду искать странную старуху, чтоб показать ей написанное. Было немножко страшно. Дошла до старого, развалившегося дома. Дверь его была наполовину оторвана от дверного проема и висела поперек входа. Вдруг из-под двери выскочила собака. Не знаю, кто кого испугался больше… мигом выскочив в наш сад, задвинула дырку тем самым ящиком на ножках. А бумаги? Куда деть бумаги? Вспомнила повеление старухи и помчалась по улице, отрывая куски от каждого исписанного своего листа.
Улица была недлинная, и лист скоро кончился. Исписанными были не все листы, что дала мне старуха. И на оставшихся стала, прячась от всех, писать буквы. Для самой себя.
