Голоса советских окраин. Жизнь южных мигрантов в Ленинграде и Москве - страница 10

. Контраст между советскими и постсоветскими опытом миграции в интервью, несмотря на то, что вина за проявления ксенофобии и насилия, которые мигрантам пришлось испытать в 2000-х гг., неожиданно смещалась, подчеркивал отчетливо задокументированную ностальгию по «воображаемой эмоциональной карте» СССР, на которую бывшие советские граждане наносят свои представления о стабильности, общности и взаимном доверии[45]. Особенно сильно в их голосах улавливается тоска по тому времени, когда молодыми они были мобильны и мечтали добиться успеха. Мигранты с нежностью вспоминали время, когда они верили, что все препятствия можно преодолеть и ничто не предвещает беды[46].

Наряду с рассказами мигрантов мы изучали широкий спектр печатных источников, которые дают представление о том, какие государственные практики и какая реакция властей сопровождали миграцию в позднесоветское время. Архивные исследования проводились на материалах Государственного архива Российской Федерации, Российского Государственного архива социально-политической истории, Центрального государственного архива города Москвы и Центрального государственного архива общественно-политической документации Кыргызской Республики. Доступ к архивам в Азербайджане мне получить не удалось. Ленинградские, московские и ташкентские газеты помогли мне понять, как межнациональные отношения и миграция официально были представлены в самом СССР. В эпоху гласности дискуссии в СМИ о советской экономике, мобильности и межнациональных отношениях постепенно угасают, хотя между официальной и новой, откровенно националистически и расистски настроенной прессой, заполонившей улицы Ленинграда и Москвы в 1990–1991 гг., сохраняется огромная разница. Оживленные дебаты о последствиях советской инвестиционной политики, о демографии, о сети взаимосвязей в мультикультурных городах велись как в советском, так и в западном исследовательском сообществе. «Этносоциология», направление, возникшее в Ленинграде и Москве в 1980-х гг., а также историки, демографы и другие советские ученые представили исследования, посвященные мобильности[47]. Они уравновешивали невообразимо радужные повествования о советской жизни в Ленинграде и Москве, которые были рассчитаны на широкую аудиторию. Часто такая позитивная повестка подкреплялась примерами из жизни людей – подобные свидетельства мне приходилось читать в библиотеках Баку, Бишкека и Ташкента. Какое бы многостороннее описание ни пыталось дать это исследование, все же оно может предложить лишь фрагменты действительности и частичную картину жизни в многонациональном глобальном мире Ленинграда и Москвы. Ни одному государству конца XX в., существующему вплоть до настоящего времени, не удалось успешно организовать потоки мигрантов, прибывающих с окраин – в основном из бедных и (или) бывших колониальных регионов – в крупные города, а тем более открыто обсуждать или изучать это движение[48].

Эта книга состоит из семи глав, разбитых на три раздела. Главы 1 и 2 раскрывают имперский, советский и всемирный контексты миграции и описывают основы межнациональных отношений в СССР. Общее гражданство противоречило идее первенства русских, и люди с Кавказа, из Средней Азии и азиатской части России взвешивали свое место – как дома, так и за его пределами, по всему Советскому Союзу. Главы 3–5 прослеживают, как проходила интеграция советских мигрантов в Ленинграде и Москве. Формирование опыта миграции зависело от первых встреч, а также от индивидуальных мотивов и стратегий мигрантов. Новоприбывшие жители городов боролись за то, чтобы преодолеть разницу первоначальных условий и не позволять воспринимать себя через призму изначального неравенства. С тех пор как мигранты появились в Москве и Ленинграде, они стали неотъемлемой частью жизни двух столиц.