Голоса внутри. Семейная хроника - страница 3

А тогда говорили:

– Ну, ремня получила? Значит, заслужила.

– Не ори! Иди мой посуду!

– У нас так принято.

Да, меня били. Да, ругали. Да, учили матом. И я – научилась. Причём, не просто запомнила, а встроила в речь так, что до сих пор некоторые выражения – как родные. Не горжусь. Но и не отрекаюсь. Это тоже я. Та, что выросла как могла, где могла, среди тех, кто умел любить… как умел.

Здесь будет немного всего.

Местами смешно. Местами больно. Иногда – с сарказмом, иногда – с мокрыми глазами. Здесь будут имена. Настоящие. Родственники, друзья, случайные прохожие, которые оставили в моей жизни отпечаток – от лёгкой пыли до ожога.

А в самом конце – для особо заинтересованных – я соберу всех по списку. Кто есть кто. Кто откуда. Кто зачем. Может, узнаете кого-то. Может, узнаете себя.

Это не мемуары. Это не исповедь. Это попытка вспомнить, собрать, понять.

Потому что если вдруг я, как женщины в моём роду, потеряю память – пусть у меня останется эта книга. И если она попадёт в чьи-то руки – пусть согреет. Или хотя бы напомнит: Ты не одна. Твоя история – важна.

Моя жизнь началась с того, что меня не было. В 1967-м году мои родители поженились. До этого какое-то время встречались: сколько? не знаю и знать не хочу. Неинтересно. Моя мать уже тогда была беременна. Это была не я. Это был он, мой нерождённый брат.

Скандалы у них начались сразу. И не лёгкие «поссорились – помирились». Нет. Это были ссоры с разносом, с битьём, с выносом. В какой-то момент мать сорвалась. У неё вообще был характер: вспыхнула, выгорела, остался только дым. И да – мне это передалось. Очень конкретно. Долго не понимала, что с этим вообще надо что-то делать. Только к сорока дошло. Когда появился Роберт. Но об этом потом.

Сейчас – 1967-й. Очередной скандал. Видимо, эпичный. И вот она – восьмой месяц беременности – идёт и делает аборт. Да, на восьмом месяце! Это был мальчик.

Вот с этого начинается моя история. С пустоты. С дырки в ткани, куда должен был прийти кто-то другой. Потом, как по учебнику, пять лет бесплодия. Потому что вселенная не тупая. Сначала объясни, зачем тебе ещё один ребёнок, если ты только что выкинула предыдущего. Но потом что-то там в небесной бухгалтерии пересчиталось – и в 1973-м пришла я.

Только недавно, лет пять назад, я поняла, что это значит. Я верю в род. Не потому что модно, а потому что я вижу. Иногда, конечно, мне кажется, что вижу. Но знаете что? Это уже детали. Я точно чувствую, что живу не только свою жизнь. Где-то на подкорке я несу его. Того, кого не пустили. Моего брата.

Может, звучит странно. Может, даже бредово для кого-то. Но есть вещи, которые ты просто знаешь. Не книжкой, не лекцией, не курсами «Родология за три дня», а костным мозгом. Это, как если бы в твою комнату должны были зайти двое, а зашёл один. И ты вроде одна, но постоянно ощущаешь, что воздух лишний. Пространства больше, чем надо. Ты живёшь – и не можешь понять, почему постоянно чувствуешь вину за само своё существование. А потом доходит: да потому что ты здесь – вместо. Потому что кого-то убрали – и ты пришла. Как будто на тебя поставили крестик: «Разрешено. Проходи».

И вот ты живёшь с этим крестиком. Не золотым, не православным. А таким, как в школьном дневнике, жирным, красным, с раздражением. Но я не жалуюсь. Я просто понимаю.

Я верю в родовые связи. Не в стиле: «Меркурий в Раке, значит, по маминой линии шизофрения», нет. Я про настоящие, энергетические, цепкие связи. Про то, что если в роду что-то не прожито, оно будет повторяться. Если кого-то не оплакали – придётся плакать тебе. Если кого-то вытолкнули – ты будешь тащить его силу, его гнев, его задачи, как будто это твои. А ты не понимаешь, почему тебе так тяжело. Почему ты хочешь жить и умирать одновременно. Почему ты рвёшься вперёд, как танк, но внутри – всегда тормоз. А потому что танк – это ты, а тормоз – это он. И вы идёте вместе. Потому что род – это не выбор. Это как кровь: не видно, но она течёт.