– Чего такое? – спросил Люду Гомозин. – Вызывают?
– Поедет, наверное, ненадолго. Руся, поедешь с папой?
– Сейчас? – спросил мальчик.
– Куда же он поедет пьяным? – не понимал Гомозин.
– Ему три бутылки выпить нужно, а не три рюмки; вот тогда пьяный будет, – сказала, улыбнувшись, Люда, будто гордясь свойствами организма мужа.
– Сейчас, мам? – ещё раз спросил мальчик.
– Да, сейчас. Сейчас же, Миш? – спросила она мужа, положившего трубку.
– Да-да, сейчас. Поехали, солдат. – Мальчик радостно подорвался с места и выбежал из беседки. – Николай Иванович, Егор, вы меня извините, я ненадолго. На полчаса буквально.
– Ох, ну вы езжайте, раз надо, а мы с Егоркой пойдём уж, наверное, – сказал старик и начал подниматься с места, хлопая себя по карманам.
– Сидите-сидите! – в один голос забубнили Люда с Мишей. – Я быстро, это по работе. Вернусь, и мы продолжим. Вас пока девчата мои развлекут.
– Оставайтесь, Николай Иванович, – сказала старику Света.
– Ну что ж, – не находил себе место он, – езжайте, подождём.
– Вот спасибо! – обрадовался Миша. – Мы скоро. Люда! Хватать не будет – тащи вторую. Она на полке над холодильником. Всем до встречи! – сказал он и выбежал из беседки. Через минуту машина, стоявшая у участка, уехала.
Гомозин никак не мог понять, почему эти незнакомцы так хотят, чтобы они с Николаем Ивановичем – чужие, в сущности, люди – гостили у них. Единственным логичным ответом он видел провинциальную скуку и вызванное ею желание видеть новые лица и заводить новые знакомства.
«Быстро его уволокли. Директор – зверь?» – спросил себя Гомозин, а вслух сказал:
– Ещё по рюмочке, может? – Он вдруг почувствовал, что без хозяина в доме у него развязались руки. И язык.
– Если хотите, – сказала Люда, заметно заскучавшая после отъезда мужа.
– А вы не будете? – Гомозин имел привычку спаивать женщин, когда напивался сам.
– Мне хватит, – сдержанно улыбнулась Люда.
– Ну и мы тогда не будем, да, Николай Иванович?
– Не будем. – Старик сложил руки на груди и недовольно шмыгнул носом.
Гомозину будто одному из всей компании было весело.
– Дождёмся хозяина. Когда его свой хозяин отпустит, – добавил он и расхохотался.
– А он сам себе хозяин, – сказала Света.
– Вот как? А чего же он так подорвался? – Сам того не замечая, Егор Дмитриевич пытался, унизив достоинство Миши, возвыситься над ним перед женщинами.
– Да он машины перепродаёт, – объяснила Гомозину Люда, чтобы прекратить его пребывание в неловком положении.
– Ах! Он заложник графика, а не директора! Это радует, – вывел Гомозин и захрустел огурцом. Света слегка улыбнулась.
– А вы не заложник? – спросила она.
– А я не работаю. Я заложник скуки разве что, – ухмыльнулся Гомозин, опасаясь, что девушка продолжит расспрашивать его о личных вещах.
– А как же эта ситуация? Вы не заложник этой ситуации? – лукаво улыбнулась она.
– Которой? – не понимал он.
Николай Иванович оживился и заулыбался, наблюдая за Егором Дмитриевичем. Он, очевидно, узнал поведение своей юной «коллеги» по театру и ждал развития.
– Света, ты чего? – зевая, спросила её мать.
– Ну вот ситуация: вас оставили развлекать двух симпатичных дам, а вам хватило трёх рюмок, чтобы растерять всё своё остроумие. Ещё и шишка эта на голове, и плащ рваный. А дамы если смеются, то только чтобы вы не обижались, – объяснила ситуацию Света и, облокотившись на стол, выжидающе наклонилась к Гомозину. Николай Иванович весь сиял, а Люда украдкой улыбалась, наблюдая за реакцией гостя, очевидно, польщённая словом «симпатичная», хоть и прозвучало оно из уст дочери.
