– Мы, с вашего позволения, дамы, выйдем покурить, – зачем-то с загадочной интонацией произнёс Гомозин.
– Я бы с вами, – проснулась Люда.
– Идите, я не хочу, – проворчал старик.
– Пойдёмте тогда, Людочка. Ведите, – встал из-за стола Гомозин и пропустил женщину вперёд.
Едва он встал, Света пересела ближе к Николаю Ивановичу и о чём-то стала с ним разговаривать. Издалека они были похожи на двух шушукающихся, хохочущих подружек.
– Хороший у вас участочек, – сказал Гомозин, поджигая сигарету о ещё горячий уголь в мангале.
– Лучше спичкой – уже остыли, наверное, – следила за его сигаретой Люда.
– А вот и нет! – обрадовался Егор Дмитриевич затлевшей сигарете. – Давайте я вам тоже зажгу – так вкуснее.
– Давайте. – И Людмила протянула ему дамскую сигаретку.
– Вот, держите, – вернул он ей её. – Ценители сигар вообще рекомендуют зажигать их от естественного огня – никаких зажигалок. И спичек тоже будто никаких. От камина – самое лучшее.
– Почему? – спросила Люда.
– Ну, будто газ из зажигалок как-то влияет на вкус.
– Если бы вкуса вообще не было, то да. А так – какая разница?
– Вам вкус сигарет не нравится? – спросил Гомозин.
– Нет, – ответила Люда, выдыхая дым.
– А зачем тогда курите?
– Привыкла.
– А мне нравится вкус.
– Молодцы, – ответила Люда.
– Вам что-нибудь через ваши очки видно? – спросил, помолчав, Гомозин.
– Это чтобы не щуриться, – ответила ему Люда. – Чтоб морщин не было.
– А если зрение упадёт?
– А этого никто, кроме меня, не увидит. И с чего ему вдруг падать? – Людмилу слегка пошатывало – видно, охмелела. И смотрела она ровно в одну точку на заборе, не глядя на Гомозина.
– Ну, мне кажется, света недостаточно для глаз. Вы ведь очки даже в беседке не снимали.
– Хватает мне света, – отрезала она. – Наоборот, всё чётче видеть начинаешь. – Люду очевидно раздражали эти нападки на её привычки, потому что её пытались убедить, будто она отчего-то должна чувствовать себя некомфортно; и её в этот момент стало бесить гостеприимство мужа. А Гомозин мысленно смеялся себе, как он мог в детстве любить такую косную, неинтересную женщину; и теперь, пьяный, чувствовал себя победителем в каком-то соревновании и смотрел на Люду свысока.
– Ну, меня-то вы не узнали – значит, со зрением уже проблемы начались.
Люда повернула голову к Егору Дмитриевичу и пристально уставилась на него, задрав одну бровь.
– А мы встречались раньше? – с какой-то брезгливостью в голосе спросила она.
– Встречались, – улыбнулся Гомозин. Люда выжидающе смотрела на него, опасаясь какого-нибудь компрометирующего коварства. – Спина перестала болеть? – спросил её он.
– Будто ничего, – осторожно отвечала она.
– На массаж когда в последний раз ходили? – продолжал Гомозин.
– Пару лет, – ещё сильнее насторожилась Люда и вся сжалась.
– Ну? Не узнаёте? – Гомозин стал вертеть головой, чтобы она могла его рассмотреть.
– У меня девочка массажистом была, – сказала Люда, медленно повернувшись к нему боком.
– А я подменял её пару раз, когда она заболела, – не сдавался Гомозин. – Вы курите-курите, а то вся истлеет. Ну, не узнаёте?
– Кажется, – задумалась Людмила. – Егор Дмитриевич?.. Правда? Вы? – стала узнавать его она и задышала чаще.
– Ну, – обрадовался он, расплывшись в улыбке.
– А как вы?.. Вы же из Москвы?.. – совсем терялась женщина.
– А я заезжал мать проведать на пару месяцев и заодно подработал. Я курсы массажистов оканчивал.
– Как я вас не узнала-то? – развела руками и замотала головой Люда. – Вот это да! А вы поседели.
