– И поредел, – добавил Гомозин.
– Да-да. Шевелюра у вас была такая. Жёсткие волосы были, – вспоминала она человека, выдуманного Гомозиным.
– Ничего? Помог массаж? – спрашивал, улыбаясь, Гомозин.
– Да, всё теперь хорошо, – терялась Люда. – А чего вы сразу не назвались?
– А всё ждал, пока вы сами узнаете.
– Коварно, Егор Дмитриевич. Тут ведь муж, дети, – сказала она дрожащим голосом. – Ну я ведь вас в сторонку отвёл, – сказал он, поняв, что наткнулся на гнойник.
– Хорошо хоть так, – прошептала она и обхватила левой рукой локоть.
– Люда, Людмила. – Гомозин положил ей руку на плечо, и она мелко задрожала. – Я шучу над вами. Никакой я не массажист.
Она уставилась на него испуганными, ничего не понимающими глазами.
– Я это всё придумал, – продолжал убеждать её он; но по её виду было понятно: она не верит ему. – Слышите? Я говорю, что пошутил.
– Откуда вы про массаж знаете? – спросила она его серьёзно.
– Я не знал, я просто предположил, – улыбался виноватой улыбкой он.
– Какое точное предположение! – сощурила глаза Людмила.
– Осторожнее, Людмила: морщины выступят, – сказал он и расхохотался. Она тоже засмеялась несколько истерическим смехом.
– Скажите правду: откуда вы знаете? – резко перестала смеяться она и навела на него жалостливый взгляд.
– Люда, я клянусь вам, никакой я не массажист! Я это выдумал, – пытался убеждающе говорить он, не отнимая руки от её плеча, но звучал как типичный мошенник.
– Как вы могли так точно попасть? – всё не верила Люда. – Это проще простого. Почти каждый человек после тридцати лет страдает проблемами со спиной. У нас ведь сидячий образ жизни. Не хотите кого-то расстроить тем, что забыли его, – просто спросите, как его спина, и всё будет хорошо. Чем старше человек, тем больше шансов не прогадать. – По мере объяснения Людмила успокаивалась.
– А массаж?
– Ну, если бы у меня болела спина, я бы наверняка походил на массаж, – сказал Гомозин, широко улыбаясь. – А внешность мою вы сами подогнали под массажиста. Это психология. Я вас насильно в этом убедил. Главное – играть поубедительнее.
– Блин! – крикнула она и, ударив ладонью Егора Дмитриевича по груди, истерически рассмеялась. – Вы меня чуть заикой не оставили, – дрожащим от смеха голосом говорила она.
Егор Дмитриевич приобнял её и прижал лицом к своей груди.
– Извините, – хохотал он. – Я не думал, что так точно попаду.
– Больше так не делайте, – попросила Людмила, и Гомозин почувствовал, что она плачет. Он отнял её от себя и, положив руки Людмиле на плечи, виновато заглянул ей в лицо.
– Ну что вы? Не плачьте. Я всего лишь пошутил. Это безобидная шутка.
– Ничего, я сейчас, – стеснялась она своих слёз и продолжала смеяться.
– Ну всё-всё, всё хорошо. Я обыкновенный московский дурак. – Гомозину не хотелось, чтобы кто-нибудь застал его на месте преступного доведения женщины до слёз.
– Всё, всё, я скоро закончу. – Людмила задирала взгляд и часто моргала, засовывая пальцы с длинными ногтями под оправу очков. – Это истерика называется.
– Правда, извините меня. Я не ожидал такой реакции. У меня и платка с собой, как назло, нет. Рукав сгодится? – спросил он и протянул к ней свою руку с порванным рукавом. Она, отвернувшись, рассмеялась ещё сильнее. – Так. Вы мне скажите, что делать? Не смешить пока? – бубнил Гомозин, а она вновь подверглась приступу истерического смеха. – Господи, осторожнее! Ведь от такого смеха и тромб оторваться может.
