Запах был просто невероятный. Здесь была и капелька цветочной ванили, и вязкая сладость чернослива, и терпкость дубовой коры…
– Боже! – никогда в жизни мне не приходилось обонять ничего подобного.
– Я знала, что тебе понравится, – усмехнулась Одетта. – На вкус он тоже прекрасен. Попробуй, не пожалеешь.
– Пьяная стану, – неуверенно возразила, облизывая губы.
– От двух глотков? Я тебя умоляю! Впрочем, как хочешь. Мне и самой зачастую достаточно лишь аромата…
Женщина вдруг нахмурилась каким-то своим мыслям и, повернувшись ко мне в профиль, задумчиво посмотрела в окно. Часы на стене размеренно отсчитывали ход времени, и пространство кабинета какое-то время заполняли лишь их басовитые «таки» и заискивающие «тик-тики».
– Так. Тик-тик, – бормотали старые ходики, не электронные, а самые настоящие, со стрелками, арабскими цифрами, двумя гирьками на цепочках и, наверное, даже кукушкой, которая в нужный момент выскочит из-за резной деревянной дверцы. – Так. Тик-тик.
В затянувшемся молчании я вновь почувствовала себя неуютно, в сотый раз пожалев о своём импульсивном решении обратиться за помощью к ректору. Может, уйти потихоньку, пока она задумалась?
– Ну что? Немного очухалась? – будто услышав мои мысли, женщина встрепенулась и внимательно всмотрелась в моё лицо. – Вижу, что, да. Вон, даже румянец на щёки вернулся.
Я фыркнула. Вот уж дудки! Никакого румянца у меня и в помине не было – слишком кожа смуглая, даже от стыда никогда не краснею, а, как говорит Неска, кирпичневею. Но в общем и целом Одетта была права. Мне и в самом деле стало лучше. Настолько, что я смогла выложить все, не срываясь на ненужные эмоции и злые слёзы.
Пока я рассказывала, ректор сидела в кресле, сложив перед собою руки домиком и прикрыв веки. Слушала она внимательно, не перебивая и никак не комментируя мои слова на тему «я мегатупица» и «откуда такие козлы только берутся», а когда я наконец замолчала, искоса глянула в мою сторону и спросила:
– И чего ты хочешь от меня? Совета? Из меня хреновый советчик, Иви.
Женщина скривилась и сделала неопределённый жест рукой, будто одновременно извинялась и предлагала мне оглядеться.
– Всё это неплохое подтверждение тому, что твой Доминик в чём-то прав. Не находишь?
– Нет, – насупилась и покосилась на браслет, что охватывал левое запястье ректора. Вот хоть на куски меня режьте, но я не верю, что она под ним ничего не прячет. – Как-нибудь обойдусь без всего этого.
А затем повторила жест Одетты, предлагая ей самой посмотреть по сторонам, и пробормотала себе под нос:
– Боюсь, я столько попросту не выпью.
Поле моего нелицеприятного высказывания ректор почему-то не разозлилась и не выгнала зарвавшуюся нахалку вон, а рассмеялась.
– Ну, если ты так ставишь вопрос… Что ж, – она задумчиво потёрла переносицу, – раз роль карьеристки и любовницы тебя не устраивает…
– Только любовницы, – перебила я, – ничего не имею против карьеры, хоть и не сама себе эту профессию выбирала. Однако даже ради карьеры не согласна… «уединяться» для установления более тесного «контакта» с этим козлом.
Одетта вопросительно вскинула бровь, и я угрюмо добавила:
– И с любым другим, по возможности, тоже.
– Ну, положим, не все они такие уж и козлы, – растягивая гласные, насмешливо произнесла ректор.
– Ты намекаешь, что среди них порою встречаются кобели? – хмыкнула я, и она снова рассмеялась и покачала головой.
