– Что вы имеете в виду, товарищ начальник? – не унимался Той. – Вы хотите сказать, что в главном печатном органе партии – бредятина? Да это никак не укладывается… у нас в головах! – Той присоединил к своему возмущению и пацанов, демонстративно обведя их глазами, и продолжил. – Наши учителя в школе принуждают нас понять, что доблестная милиция тоже является передовым отрядом нашей партии, – Той упорно нагнетал пар в уже закипавший котёл злости мента. – И можно испытать глубочайшее разочарование, когда и если утверждения наших преподавателей будут разрушены отдельными необдуманными действиями отдельных…
– Сиди и молчи, – вышипел мент и скроил харю, которая убедила Тоя взять паузу в политинформации.
«Вот падла, послал таки за отцом, – размышлял Той. – Не задался день… Похоже, и вечер будет не лучше. Сука ментовска́я. Как и что ты будешь доказывать? Да, если что, то надо будет требовать, чтобы сразу привели этого гэбиста… а, может, он уже где-то здесь? Да нет, он же был в жопу пьяный. Во, точно! Хер ты нас теперь возьмёшь! – Той накинул на лицо ухмылку, приняв решение о том, что и как будет дальше. – Надо только не дать базарить пацанам, нето они могут всё испортить…». Но Той так и не успел додумать свой план, потому что дверь резко пошла враспашку.
Отец Тоя вошёл в комнату по-россомашьи свирепо. Проходя мимо сидевших на скамье хулиганов, он остановился и врезал Тою массивный подзатыльник. «Блин, чорт меня дёрнул снять шапку!» – хапнув боли через край, укорил себя Той.
– И ты здесь? – отец Тоя грубо глянул на Толстого, но не стал отвешивать ему “леща” по склонённой к коленям голове, а лишь замахнулся и рубанул ладонью вонючий воздух узилища.
Анастас был обойдён каким-либо вниманием вообще, так как даже не открыл глаз для наблюдения за происходившими событиями. Он очень правильно вошёл в роль и решил для себя: «ничё не было… ничё не помню… ничё не знаю… я тут не при делах и не приставайте ко мне».
Михаил Иванович (а Мика Карьялайнен так и не привык к этому имени – к этому нельзя привыкнуть – он лишь приспособился, как приспосабливаются к негодным условиям жизни) по-хозяйски подошёл к столу, снял с головы шляпу и, оглядевшись, с паузой возложил её на стол ближе к его середине. Мент невольно подгрёб к себе сальную папку, образовав достаточное пространство между ней и шляпой. После этого он встал и протянул “вызванному” руку с потной грязью под ногтями. Отец Тоя заклещи́л охранительную длань своей особенной хваткой, которая буквально прессовала кости. Эта хватка была натренирована кайлом и лопатой на колымских стройках. Офицер из-за неспособности противодействовать силе силой, согнулся от боли в поклон и задёргал рукой, испрашивая возможность её освобождения. Отец Тоя ещё чуть придавил совсем размякшую кисть, тряхнул её и выкинул обратно менту. Офицер облегчённо шмякнулся на стул и надёжно запрятал руки между колен. “Михаил Иванович” удобно расположился на стуле, стоявшем возле стола, хорошенечко рассмотрел каждого из пацанов в отдельности и вопросительно-осуждающе уставился на участкового. Тот, в свою очередь, заёрзал глазами и окончательно утратил план расследования, да, собственно, и сам смысл предстоящего разговора. «Чортова работа, чортов день, чортово происшествие, чортов паскуда – сторож, чортовы дружинники!» – только и исключительно это гонял в своей безыдейной голове мент.
