ГОРА РЕКА. Летопись необязательных времён - страница 49
– Да пусть ещё постоит. Ещё не очень охладилось.
Той разъяснил:
– Несите уже, двоечники. Учитывать следует не только температуру – это лишь один из факторов. Бытие, которое нам предстоит, весьма коварно. А всё потому, что вскорости это наше бытие затмит ваше сознание и вступит в свои права фактор забывчивости. И вот тогда извольте уже или лизать, или сосать, или грызть – тут уж кому как доведётся.
Это убедительное обоснование – под всеобщий хохот – обеспечило доставку с балкона плодово-ягодного нектара и руками “сомелье”, сомневавшихся в достаточности охлаждения, было водружено на подоконник.
– Вот тут и дойдёт. Цветы придвиньте к кастрюле… Ближе… Ещё ближе, пусть и свежачком напитается, – утвердил Той местоположение “лимонада”.
– Мечите! – Той глянул на девчонок, которые всё ещё смаковали между собой “компотную тему”. – Сервируйте и тут же мечите… чем Бог послал. А ты, Толстый, немедля к сумке. И тут же водружай. Да, и предварительно отку́поривай.
Все и всё пришло в движение, как обычно немного суетливое, но вместе с тем приятно-предвкушающее. В этой бесцельно-упорядоченной суете и заключается вся синтетика будущих событий: кто кого чаяно подтолкнул, подцепил, прихватил; за какое место это было сделано и каким органом осязания; кто кому что-то дал попробовать с ложки и потом слизал с неё остатки; кто кому заискрил глазами и чуть дольше необходимого этот взгляд задержал. В общем, все ближайшие предпочтения и желания проявляются в этой разболтанной суете. А на самом деле именно эта процедура и есть вершина удовольствия от праздника. Всё дальнейшее – это лишь движение к задуманному, с той или иной степенью успеха. Суета же – это определение желаний и поиск подтверждения будущего свершения.
Той же избрал для себя самую сложную и ответственную задачу, и без её решения всё дальнейшее могло смахивать на беспредметно-бесцельную гульбу. Он подошёл к наряженной ёлке и, что-то сосредоточенно обдумывая, перевешивал то одну, то другую игрушку. Убедительности в необходимость таких его действий добавляло и то, что некоторые игрушки он перевешивал и дважды, и трижды. Глубинный же смысл перемены мест видел только он сам и если в этом был хоть какой-то смысл, то в чём именно он заключался – знал только Той.
– Чё фигнёй занимаешься? – бестолково встрял Анастас, грохнув на стол огромную тарелку с дымящейся картошкой.
Той сделал шаг назад, несколько времени понаблюдал с этой точки за очередной перевешенной игрушкой, сделал шаг влево и вновь чуть постоял; затем снял игрушку в виде слоника и перевесил её чуть-чуть ниже и левее.
– А если так? – спросил он Анастаса.
– И чё? Чё поменялось?
– А если так? – спросил Той, вернув игрушку на прежнее место.
– Чё дуркуешь-то? Какая разница?