ГОРА РЕКА. Летопись необязательных времён - страница 68

– Наш долг природе её платежом красен, – прибаутивал Фасоль, составляя «коктейли» и смакуя при этом различные и не ясно как изобретаемые им названия. – Революционная иссиня-алая гвоздика – будьте добры. Покорение Енисея с валунами на донышке – это вам. Магаданский солнцепёк – это ядовито-ядрёная штучка, но вам будет в самый раз.

– Главное – чтоб не фасолевый, – перебил Тюль творческий процесс Фасоля.

– Природа сёдня за всё сполна заплатит. Она итак сильно задолжала, – вставил Толстый и хотел развить свою мысль, но был зашикан.

– Даже и не мечтайте. Это последняя банка, – внесла ясность Лиза.

– Не ждать милости! Надо взять всё, что где-то ещё возможно лежит, – потребовал Ермила.

– А также стоит, висит, бежит, плывёт и даже летит, – настоял Толстый, сконструировав руками и глазами всё средства лова, захвата и стрельбы.

– Соскребите свои грязные желания с небесного лика матушки – природы и умерьте ваши коварные потребности в том, чтобы поймать и съесть, а потом ещё и всё вокруг обгадить. Живите без насилия и в гармонии, неудавшиеся ботанико-биологи. Помните заветы учительницы вашей: «Каждому листочку своё дерево, каждому цветочку своя капелька воды, каждому пестику по тычинке»! – Той воздел обе руки к розовому абажуру и вытряхнул из честно́й компании задорный юношеский смех.

– Пойду, обмою руки свои от смрада и грязи браконьерских рассуждений, – Той насмешливо-брезгливо отряхнул от чего-то руки и сутанно побрёл в направлении хозяйственного блока отдельной хрущёвки. Его медленно уплывающая спина тут же приняла на себя незлобные тумаки ответов на его нравоучение:

– Все плоды поделить! Вегетарианца – обнести!

– Ты всё пела – это дело. Мы запьём твои стишки.

– Если от кучи взять понемножку – это не кража, а просто делёжка.

Далее различные пожелания и предложения превратились в общий сумбур, обозначивший продолжение “продолжения”… И вдруг веселье компании прервало чудо цивилизации – роскошь новостроек, оно выдало такой пронзительный слив, как будто все жильцы дома, включая засранцев из ближайших соседних домов, облегчили страдания своих унитазов от запоров.

– Он не в том месте обмыл лицо своё справедливое, – заглатывая смех, сообщил догадку Тюль.

– Да и руки свои благородные тоже. Помогите кто-нибудь нашему товарищу отыскать родник чистый… не замаранный, – уже во всю глотку жеребятил Фасоль.

И спустя ещё одно подобное высказывание случилось развенчание древних литавров: они стали совершенно серыми и никчёмными звуками в сравнении с тем, что сотворили верные друзья Тоя. Розовый абажур, подброшенный вверх воплем смеха, сцепился взасос с потолком, нагло и безнравственно обнажив при этом побелевшую от смущения лампочку, насаженную прямо на впечатляющий шнур. Ёлка пахабно тряхнула всем, что имела по своей лесной сути и тем, что на неё безжалостно навешали, и сразу кое-чем всё-таки вдарила об пол, но тот своими расторопными местами парировал эти излишки украшений и звонко обругал елку, вдребезги искрошив эти игрушки. Чахоточно скрипнув после этого, пол попытался погнать по себе волну, чтобы принизить эту лесную размалёванную поближе к себе, но был тут же затоптан кенгурировавшими от хохота старшеклассниками и убеждённо притих, скрипуче снося удары каблуков и прочих ботинок. Левая стена, получив плотный хлопок радикально сжатым воздухом по своей обойной размазне, отпрянула от неожиданности назад и со всей своей самстроевской дури швырнула этот взбесившийся хохот в правую стену и – зараза такая – ещё и чуть его подкрутила. Правая же стена, разнеженная расслабоном тишины соседней квартиры, не сдержала нахлынувших эмоций и пропустила сквозь себя этот одуренный гогот. Правда, эта несдержанность конструкции выявилась не вдруг, а лишь некоторое время спустя. И эта нетвёрдость усугубилась ещё и двуличным характером самостроевской стены: стук и крики «Прекратите… дайте отдохнуть!» звучали с тыла – из-за неё, считай, что из-за угла – то есть подло! В общем, литавры отдыхали, соседи негодовали, учащиеся колобродили со всей пролетарской решимостью ко всему, но не конкретно к чему-то, а концептуально.