Горби. Крах советской империи - страница 13

А в Москве Шеварднадзе впервые публично заявил, что советское вторжение в Афганистан в 1979 году было нарушением общечеловеческих ценностей. Шеварднадзе тщательно провел разграничительную линию между теми, кто виноват, и кто не виноват. Он отметил, что в декабре 1979 года, когда режим Брежнева начал вторжение, «М. С. Горбачев и я были кандидатами в члены Политбюро. Я узнал о том, что произошло, по радио и из газет. Решение, имевшее очень серьезные последствия для нашей страны, было принято за спиной партии и народа. Нас поставили перед свершившимся фактом».

В четверг, 9 ноября, восточногерманское правительство объявило, что граждане ГДР могут выезжать из страны без специального разрешения. И вот после наступления темноты десятки тысяч перебрались через внезапно рухнувшую Берлинскую стену, многие – впервые. Джаз-оркестры играли в свете прожекторов, установленных когда-то для поимки беглецов. Восточные и западные берлинцы прыгали на уродливой стене, разделявшей их двадцать восемь лет; они чокались шампанским и пивом, пели, плясали, вырубали камни из стены и плакали от счастья.

Наблюдая за всем этим по телевизору, установленному в Малом кабинете, примыкающем к Овальному, Буш понимал, что это означает. Он сказал своим помощникам: «Если Советы допустят падение коммунистов в Восточной Германии, значит, они действительно серьезно взялись за дело – куда серьезнее, чем я предполагал».

Революция, начавшаяся в 1989 году в Польше и Венгрии, перекинулась к августу в Восточную Германию – тогда 130 восточных немцев укрылись в западногерманской миссии в Восточном Берлине. На следующий месяц 5500 нашли убежище в миссии в Праге. Когда Венгрия открыла свои границы, тысяча восточногерманских туристов бежала в Австрию.

Лидер восточногерманских коммунистов Эрих Хонеккер тогда только что вышел на работу после операции на желчном пузыре, пораженном, как теперь стало известно, раком. Он потребовал остановить исход, но его призыв услышан не был. Венгерское правительство заранее получило молчаливое согласие Кремля. Как хитро пояснил представитель советского Министерства иностранных дел Геннадий Герасимов, действия Венгрии были «крайне неожиданны, но они впрямую нас не затрагивают». По всей Восточной Германии начались демонстрации. В Дрездене десять тысяч человек пытались остановить поезд, шедший на Запад, и сесть в него. Вячеслав Кочемасов, советский посол в Восточном Берлине, сторонник жесткой линии, по просьбе Хонеккера бомбардировал Кремль телеграммами, умоляя «спасти» Хонеккера от потопления, но Горбачев сказал своим помощникам, что ему «противно» видеть, как «бестолково» ведет себя Хонеккер.

В первую неделю октября Горбачев вылетел в Восточный Берлин на церемонию, посвященную сорокалетию коммунистического режима. Для подготовки этого визита Александр Бессмертных посетил летом Хонеккера в его загородном доме под Берлином. Хонеккер восторгался до небес «захватывающим» экономическим прогрессом Восточной Германии и показал Бессмертных последние цифры в подтверждение того, что все идет хорошо.

После встречи восточногерманский чиновник, сопровождавший Бессмертных, сказал ему, что цифры Хонеккера «раздуты», это все «фантазия». Бессмертных доложил Горбачеву и Шеварднадзе, что Хонеккер живет в выдуманном мире. Более того, происходит резкое падение дисциплины, коль скоро чиновник средней руки считает возможным опровергать высказывания Хонеккера за его спиной гостю из Москвы.