Князь не хоронил сына в ожидании их прибытия. Он саморучно зарубил связанного по рукам и ногам раненого отца семейства, зарубленный чеченец свалился намертво, и его еще теплая кровь ручьем побежала к тут же рядом стоящему гробу его сына Джокия. На площади было много народу. Жена чеченца упала в беспамятстве, связанный по рукам мальчик, бледный как мертвец, смотрел на истерзанное саблей тело отца, широко открыв свои карие глаза.
Мать и сына князь не выпускал за пределы своей княжеской усадьбы. Их мало кто видел, только те, кто по делу бывал у князя или кто работал у них на усадьбе. Этой же зимой стало известно, что мать с сыном сбежали от князя. Их побег устроила одна балкарка, она часто работала в саду у князя Геловани, зная беду этих несчастных матери и сына, она полюбила их и сделала всё для их побега. Люди князя искали их повсюду. Через неделю их нашли недалеко от перевала Бурунташ. Занесенных снегом, их учуяли собаки. Чеченка была мертва, она замерзла, она была в одном платье, всю свою одежду она натянула и укутала ею своего сына. Сын был очень слаб, но выжил, его увез к себе старый князь. Тело чеченки сваны не дали увезти грузинскому князю, ее по законам ислама похоронила та балкарка недалеко от своего дома. Родственники мальчика появились первый раз весной. Когда чеченцы предложили князю за мальчика деньги, он вернул им телегу с лошадьми убитого им чеченца с нетронутым товаром:
– Женщина с сыном погибли зимой, когда они совершили побег, – сообщил родственникам посланец князя, – заберите, что осталось от них, и нас больше ничего не связывает.
Сван виновато, как будто он повинен в этом преступлении, встал и быстро расставил перед нами чашки и пошел за чайником:
– Я угощу тебя настоящим грузинским чаем, а там подоспеет и шашлык, – ворковал он, глядя на меня.
Кушать не хотелось. Мы еще немного посидели с моим кунаком у его товарища и засобирались домой. Когда, проводив нас до ворот, мы прощались, он, пожимая мою руку, посмотрел на меня:
– Они появились за мальчиком осенью еще один раз, покрутились у нас тут, в Местии, несколько раз сунулись в родовое село Геловани Ладжано, и больше их после этого никто здесь не видел, – отпустил он мою руку, похлопывая по плечу.
На второй день мы с моим кунаком-сваном были в Ладжане во дворе князя Геловани. Ветхий вид некогда зажиточного дома создавал удручающее впечатление. Всё кругом сыпалось от старости, но двор содержался в чистоте.
На площадке второго этажа появился старец в серой черкеске с газырями, поясом с серебряными узорами, без кинжала, на ногах были мягкие, удобные черные кожаные чувяки. Он спускался медленно по ступенькам лестницы с достоинством, как будто он делал одолжение всей Грузии, и в упор разглядывал гостей. Делая рукой знак рассаживаться за тут же во дворе стоящий стол, присел и он сам:
– Чем могу быть вам полезен, – посмотрел он на моего кунака.
– Я привел к вам по делу моего друга чеченца, – посмотрел мой кунак на меня.
– Князь, я чеченец, в Грузию приехал по делам торговли, я знаю историю с вашим сыном, вы отомстили сполна, мне нужен мальчик, – и я выложил на стол все свои деньги и немного золота.
– Вот всё, что у меня есть, заберите это и верните мальчика, – пододвинул я руками деньги и золото в сторону старца по столу. Князь молчал, глядя поверх денег и золота, в глубь двора. Нездоровый блеск его глаз не предвещал ничего хорошего, он двумя руками резко отодвинул обратно ко мне мой выкуп:
