Гордиев узел - страница 24

Ни он, ни она ни разу не заговорили ни о ночном происшествии, ни о разговоре у Булнакова. Они вели себя друг с другом осторожно, нерешительно, и Георг с удивлением почувствовал в этом что-то похожее на остроту ощущений при первом знакомстве. Позже, в постели, после секса, Георг включил ночную лампу, выпрямился, посмотрел на нее и спросил:

– И что теперь с нами будет?

Ее взгляд был спокоен, если не считать ямочки над правой бровью, и Георг не мог понять, что она означала – мыслительную активность или беспомощность и растерянность. Потом она взяла вязаного шерстяного медвежонка, сидевшего рядом с кроватью Георга на радиобудильнике, посадила его себе на грудь и помахала в воздухе его лапами так, как это делают медведи в цирке, прося подачку.

– Я хочу, чтобы ты был счастлив, – ответила она. – По-настоящему счастлив.

Ничего из того, что он хотел ей сказать, не дошло бы до ее сознания. Он мог только прогнать ее, но на это у него не было сил.

На следующее утро он поехал в Марсель, отдал посыльному Мермоза переведенные материалы и получил новые. Он задумался: можно ли их переводить дома или лучше делать это в конторе? В конце концов он сделал ксерокопии чертежей, хотя в инструкции по безопасности это было категорически запрещено, запер оригиналы в сейф, а копии взял с собой. В десять часов вечера, услышав шум мотора, он сложил ксерокопии вчетверо, дождался, когда Франсуаза войдет в дом, залез на перила балкона перед кабинетом и сунул их в водосточный желоб, а когда она подошла к его столу, он как ни в чем не бывало писал письмо. То же самое он проделал и на следующий день, и через день. Потом, за завтраком, занятая исключительно кофе, круассанами и яйцом, она спросила словно невзначай:

– А от Мермоза пока больше ничего?

– Да, пока ничего.

Несколько секунд она помешивала свой кофе, в котором не было ни сахара, ни молока.

– Георг, не делай глупостей, – произнесла она мягко.

В Марселе Георг перенес перевод с копий в оригиналы и, сдав работу, остался очень доволен. Потом он долго сидел над копиями и новыми чертежами, в первый раз пытаясь понять, с чем он имеет дело. Речь шла о каких-то подвесах, это он понял еще в процессе работы. Но что и к чему должно было подвешиваться? Он опять запер оригиналы в сейф, а копии взял с собой в папке.

По дороге домой он громко распевал, чувствуя себя победителем. Он прорвал сеть, которой его опутал Булнаков, и мир снова преобразился. Он ехал быстро, ведя машину с задумчивой уверенностью. В Ансуи навстречу ему попался Жерар, они остановились на дороге и немного поболтали через открытые окна.

– Я еду в Перми за свежим лососем. Может, заглянете сегодня вечером?

Георг свернул на проселочную дорогу и поискал глазами овец, которые утром паслись на крутых склонах справа и слева. Они продвинулись далеко вперед.

Включив вторую передачу, он дал газу. Он давно уже отвык думать об амортизаторах и о выхлопе. Солнце, мистраль, едкий дым «Голуаз», боль в висках после четвертого пастиса, тряска на размытых дорогах с засыпанными щебнем выбоинами – все это были привычные, почти родные ощущения.

Пыль за поворотом он заметил раньше, чем увидел или услышал машину. Он удивился: как пыль могла опередить машину? Тяжелый черный лимузин «ситроен» летел на бешеной скорости. За ним клубилось огромное облако пыли. На повороте его занесло, а выровнявшись, он помчался прямо на Георга. Георг прижался к обочине, но «ситроен» правее не взял. Георг нажал на клаксон и, не услышав сигнала, закричал и замахал рукой. Лимузин не реагировал. У него были тонированные зеркальные стекла. Водителя Георг не видел. Он нажал на тормоз, съехал на обочину и уже почувствовал, как правые колеса запрыгали по ее внешней кромке.