Читать онлайн Полина Измайлова - Горечь отверженных



ГОРЕЧЬ ОТВЕРЖЕННЫХ


Роман


Событийная канва романа построена на реальных событиях

семьи. Трёхлетняя девочка брошена в бурный водоворот житейских событий, год за годом пытается завоевать благосклонность приёмных родителей, но постоянно терпит

неудачи. Несмотря на все трудности, она делает всё, чтобы воплотить в жизнь свои мечты. Постоянно преодолевая всё новые и новые жизненные преграды, героиня двигается вперёд к заданной цели. Увлекательное сюжетное действие

не оставит равнодушным ни одного читателя.


ГЛАВА ПЕРВАЯ


ПЕРВОЕ ОСОЗНАНИЕ СВОЕГО Я


Интересно, как происходит первое осознание своего я? Наверное, у тех, кто счастлив, оно происходит гораздо позже, нежели у тех, кому приходится пережить в нежном возрасте горькие потрясения. Первое осознание своего я пришло вместе с тем, когда я впервые поняла, что мир окружающий меня совершенно чужд. Так произошло со мной летом 1958 года.

Однажды я проснулась в большой тёмной комнате. Из темноты в отсветах маленьких мерцающих огоньков со стен на меня смотрели незнакомые лики. Всё, что окружало, было совершенно чужим, и я ощущала невыносимый страх. Мне захотелось немедленно уйти из этого страшного места. Я попыталась встать, но моя кроватка вдруг закачалась, и я от страха зажмурилась. Немного погодя я открыла глаза, взялась руками за край кроватки и стала внимательно осматривать комнату. Первое, что я поняла, было осознание того, что моя кроватка не касается пола, и я не могу с неё слезть. Едва я начинала шевелиться, как кроватка начинала угрожающе раскачиваться, издавая при этом тонкий скрип. Не взирая на страх я всё-таки перегнулась осторожно через её край, чтобы посмотреть на сколько высоко от пола я нахожусь. Первое, что я увидела – это то, что прямо подомной на полу спит человек с большой бородой. Страх снова парализовал меня, и мне захотелось лечь и заснуть, а затем проснуться в другом месте, но любопытство было сильнее страха, и я всё же решила осматривать комнату. В дальнем её углу стояла большая кровать и на ней спали две пожилые женщины, которые были мне тоже не знакомы. Видимо, скрип, издаваемый кроваткой, при моих движениях их разбудил. Они обе проснулись, а затем встали с кровати и подошли ко мне. Женщина, которая была поменьше ростом и с совершенно белыми волосами проговорила тихим и ласковым голосом:

– Ну, давай знакомиться милая! Меня зовут Арина, для тебя я бабушка Арина, – затем она указала на стоявшую рядом женщину,– а это моя дочь Дарья и ты будешь её называть бабушка Даша, а тебя мы будем звать Полина.

Так в первый раз я осознала своё я, под именем Полина. Тихий и нежный голос маленькой бабушки вселял в меня уверенность, тогда, как бабушка Дарья, которая была почти на голову выше бабушки Арины, внушала мне некоторое опасение. После церемонии краткого знакомства большая бабушка Дарья взяла меня на руки, словно пушинку, и отнесла на большую кровать. Всё это она проделала так быстро, что мне показалось, что я просто пролетела через всю комнату, у меня буквально перехватило дух, и я зажмурилась. Маленькая бабушка заметила мой испуг, и она тут же пожурила большую бабушку:

– Дашенька, право же стоит быть деликатней, ведь малышка и так напугана, а тут ещё ты так бесцеремонно с ней управляешься.

– Простите маменька, я и не подумала. Я помню, как мои мальчишки любили, когда я их кружила почти под потолком, а они от радости заливались смехом.

– Полине нужно время, чтобы привыкнуть к нам и к новой обстановке, может тогда и ей понравится летать на твоих руках по воздуху.

Бабушка Арина нежно погладила меня по голове и сказала:

– Это теперь твой дом, здесь мы будем жить все вместе, и тебе здесь будет хорошо, потому что мы все тебя любим.

Я не понимала значения её слов, но её голос меня успокаивал, и я верила, что рядом с ней мне будет не так страшно в этом незнакомом месте. Я внимательно посмотрела на неё, и одарив улыбкой, придвинулась поближе, проявляя таким образом к ней своё доверие. В то время, когда я едва начала успокаиваться к кровати неожиданно для меня подошёл тот, кто спал на полу. Он был странно одет. На нём, как и на бабушках было надето, что-то напоминающее платье и тоже тёмного цвета. У него были длинные тёмные волосы, которые ниспадали длинными волнистыми прядями. Усы и борода почти полностью закрывали его лицо и потому, когда он начал говорить, страх снова завладел всем моим существом. Его голос был низким и раскатистым, как гром. Он протянул ко мне свои руки и произнёс:

– Я твой дедушка и зовут меня Трофим, но ты можешь мне говорить просто «дедушка».

После этого он погладил меня по щеке. Руки у него были мягкие и приятно пахли, эти ощущения меня немного успокоили. После короткого знакомства дедушка направился в другую комнату, и я невольно вздохнула.

Так началось моё осознанное проживание в семье священника Шакина Трофима Даниловича с его супругой-матушкой Дарьей Ивановной и тёщей Ариной Аристарховной. И протекала эта размеренная жизнь в городе Попасное, Донецкой области в Украине. Это самое начало моей осознанной жизни было весьма тревожным и совсем непонятным для меня. Мне приходилось вникать во все житейские мелочи этого незнакомого дома. Большая комната, в которой все спали, служила одновременно и гостиной, и столовой, и игровой. Самым важным объектом для меня был большой круглый стол, стоявший в центе комнаты. Он был застелен тяжёлой длинной скатертью.

Массивные ножки стола были скреплены между собою большими перекладинами, а место их перекрещивания было прикрыто большим деревянным кругом. Стол стал моим излюбленным убежищем. Я могла часами сидеть на круглом пятачке, не желая общаться ни с бабушками, ни с дедушкой. Они, видимо, понимая моё состояние понапрасну меня не и беспокоили. Иногда я приподнимала край скатерти и наблюдала, что делают бабушки. Большая бабушка часто садилась за швейную машинку и долго шила, почти не поднимая головы. Маленькая бабушка почти всегда возилась с пряжей, всё это происходило почти в полном молчании. Дедушка часто и надолго уходил, а по приходе обязательно протягивал мне под скатерть кулёчек с конфетами. По вечерам они все уходили в маленькую комнату, где было много огоньков и сильно пахло чем-то едким. Дедушка там что-то долго читал, а бабушки стояли на коленях и иногда пели и кланялись до пола. Это было совсем не понятно и повергало меня в непроизвольный трепет. Я тихонько подходила к дверям и с интересом наблюдала за происходящим. Мне нравилось смотреть, как в мерцании свечей светятся лики на иконах, и они будто оживают. Во всех комнатах этого дома почти всегда царил полумрак и прохлада. Маленькая бабушка иногда подолгу лежала на кровати с мокрым полотенцем на голове. Большая бабушка, часто смачивала его в холодной воде, и бережно прикладывая его ей на лоб, сокрушалась вслух:

– Ну, от чего эта скверная мигрень ни как не покинет вас матушка, а мучает неизменно всю жизнь. Вот ведь чисто наказание какое…

Бабушка Арина подолгу лежала, почти не шевелясь, и иногда тихонько постанывала. Мне её было так жаль, что иногда совершенно неожиданно на глаза наворачивались слёзы. Я их быстро смахивала рукой. Мне отчего-то казалось, что их никто не должен видеть, что это стыдно. Откуда было это ощущение непонятно, но сохранилось оно на всю жизнь. Ближе к ночи бабушки укладывали меня спать с собой на большой кровати, так – как ложиться в колыбель, подвешенную к потолку я боялась и протестовала по этому поводу. Большая бабушка, уложив меня, всегда мне пела одну и ту же песенку:


– Баю-баюшки-баю,

Жил мужик на краю.

Он не беден, ни богат,

У него десять ребят.

Все по лавочкам сидят,

Кашку с маслицем едят.

Баю-баю, баю-бай,

Поскорее засыпай.


Это была первая в моей жизни песенка, которую я услышала, и она отпечаталась в моей памяти навсегда. В то время, как бабушка пела, я всегда представляла дом с большой столовой, где стоит большой длинный стол, во главе которого сидит мужик, а рядом с ним стоит большая кастрюля с кашей. Все детки сидят вокруг стола и ждут, когда им подадут кашу. Я прикрывала глаза и так живо всё это представляла, будто стояла на пороге дома и наблюдала за этим семейным обедом. Вот так каждый вечер я засыпала, погружаясь в чужое семейное счастье…

Мне её больше никогда и никто не пел, но она жила в моей душе своей неугасимой жизнью, как символ вечного тепла и покоя…

Размеренно протекали дни. Я понемногу освоилась, стала выходить на веранду, где было очень светло. Сквозь множество маленьких стёклышек проникали тёплые лучи солнца. Немного погодя я стала выходить во двор и любоваться цветами в палисаднике. Мир постепенно становился разнообразнее. Но мне не хотелось говорить, я могла, но не хотела. Я только слушала и вбирала в себя всё происходившее вокруг меня, деля при этом на всё светлое и тёмное, таким было тогда осознание окружающего мира. Дом, он тёмный, мне в нём страшновато. Веранда светлая, там легко дышать. Дедушка – тёмный, я его немного боюсь, хотя он добрый. Большая бабушка тёмная – я замираю в её присутствии. Маленькая бабушка светлая – мне с ней так хорошо молчать…

Так и в тишине и славной размеренности проходили мои первые осознанные дни в доме радушных людей. Большим, и незабываемым событием для меня явилось разжигание печи. Однажды дедушка открыл скрипучую дверцу на печи, положил туда поленья, а затем при помощи газеты и спичек зажёг огонь. Языки пламени охватили поленья и они стали потрескивать. Это зрелище, так заворожило меня, что в тот момент, когда дедушка закрыл дверцу, я произнесла свою первую фразу:

– Дедушка, я хочу смотреть!

Дедушка, даже вздрогнул от неожиданности, а глаза его стали влажными. Он погладил меня по голове и проговорил:

– Ну, слава Богу, вот ты и заговорила. Ну, конечно же, смотри милая.

Он принёс мне маленький стульчик, и заботливо меня усадил, чуть поодаль.

– Ближе нельзя, Поленька, что бы искры тебя не достали, ведь они очень горячие, понимаешь?

В знак согласия я просто кивнула головой и сразу заметила, как дедушка огорчился, и тут я впервые ощутила чувство жалости, мне не хотелось его огорчать, и я сказала то, чего от меня ждали:

– Я всё поняла дедушка.

Дедушка так обрадовался, что тут же позвал бабушек и сообщил им, что внучка, наконец, заговорила. Следующим моим достижением было то, что однажды вечером, я стала подпевать бабушке колыбельную. И опять все взрослые так радовались и так хвалили меня, что я ощутила некую уверенность в себе. Страхов становилось всё меньше и меньше. Тёмные образы постепенно уходили, и вместе с ними уходила моя скованность. Я начала не только отвечать на вопросы, но и высказывать свои желания и предпочтения. Мир вокруг меня стал ярче, и я уже прониклась нежной привязанностью к бабушкам и дедушке. Каждое утро я просыпалась с приятным ощущением того, что меня уже ждут и к завтраку приготовили всё то, что я люблю. Мне обязательно скажут « Доброе утро, Поленька, а мы тебя ждём к завтраку!», и начнётся новый день, проведённый в полном согласии и радушии.

И именно в то время, когда в моей душе появилось ощущение тепла, мой, едва возродившийся мир, был в одночасье разрушен…

С утра всё начиналось как обычно. Бабушки приготовили на печи гречневую кашу, и поскольку была уже зима, и на веранде было холодно, мы сели завтракать за большим столом в комнате. Во время нашей размеренной и тихой трапезы, вдруг, с шумом открылась дверь, и в неё, один за одним, буквально ввалились с громкими возгласами два больших человека. Я моментально скрылась в своём убежище под столом. Я тогда подумала, что когда эти шумные незваные гости уйдут, я выйду и доем свою кашу, а потом мы с дедушкой пойдём в сарай за дровами…